Елена Коровина - Москва мистическая

Вспомнили и мастеровых, рассказывавших о жутких стонах и стуках: усопшие гневались… Вспомнили и о давно забытом: кулишки – вовсе не поляны, в бору вырубленные, а холмы-куличики – забавы для бесов. Впрочем, холмы-куличики – одно, а нечистый дух в церкви – совсем другое. Никогда доселе такого не случалось в Москве православной!

Были вызваны лучшие специалисты по изгнанию бесов. Службу решили не прекращать, а молиться в храме еще усерднее и круглосуточно. Денно и нощно священники с паствой били земные поклоны, читали молитвы. Храм окурили ладаном, окропили святой водой. Это помогало, но ненадолго. Едва смолкали молитвы, снова слышался тревожный стук, яростный треск, словно кто-то изнутри хотел разломать святые стены. Бес был силен. Но и священнослужители не отступали. Через неделю паства потихоньку разбежалась по домам, но священники не сдавались. Это было их реальное сражение с силами тьмы.

Москвичи следили за этим противостоянием затаив дух. Видели, как часто, не выдерживая напряжения, священники падали прямо в церкви, и их выносили на свежий воздух – отдышаться. Батюшки были измотаны и истерзаны, но не сдавались. Если кто-то выбывал, теряя сознание, на его место заступал другой. Это чудовищное противостояние длилось две недели. В последний вечер сражения в храме раздался невероятный грохот, будто сам купол рухнул вниз. Молящиеся застыли в ужасе, но не перестали читать молитвы. Вмиг невесть откуда налетел ледяной ветер. Погасли разом все свечи. Некто, не видимый в темноте, тяжело охнул – и… наступила тишина. Полная! Ни один из священников не шелохнулся, но и ни одного стука бесовского не раздалось более. Молитвы победили!

Храм Всех Святых на Кулишках. Конец XIX в.

Поутру храм освятили заново. Торжественно и пышно при огромном скоплении народа. Люди благодарили Бога за избавление от напасти. А в самый разгар службы луч солнца неожиданно протиснулся через окна и волшебным чистым светом осветил иконостас Всех Святых. Видно, и они принимали участие в изгнании беса. И каждый, кто в ту минуту был в храме, ощутил невероятную приподнятость духа и радость всеобъемлющую.

Монахиня

Однако нечисть хоть и замерла, но только на время. Не хотелось бесенятам перестать играть в свои куличики. Уже через несколько лет поползли по Москве слухи – опять нечисто в проклятых Кулишках.

На этот раз поздней осенью (или ранней зимой?), на рубеже ноября – декабря 1666 года (чувствуете, прямо-таки число зверя – три шестерки?) опять-таки в святом месте – женской нищепитательнице (богадельне) обнаружилась новая «сила диаволова». Богадельня была основана при церкви Святой Животворящей Троицы на Солянке на том месте, где сейчас стоит дом № 4. Храм этот был заложен по благословению самого первого Московского патриарха Иова и потому считался особо почитаемым и благостным. И вот в его богоспасительном доме началось твориться нечто невообразимое и страшное: как наступит ночная тьма, так в коридорах и комнатах стучит кто-то, кричит и завывает дурным голосом. Сначала думали, что приходящие служанки или свои послушницы столь непотребно шалят. Стали их закрывать на ночь на запор в одной келье. Но это не помогло.

Со временем стало только еще хуже и страшнее – кто-то невидимый начал стаскивать, а то и сбрасывать старух и монашек с их полатей и лавок. В полночь начинался и вовсе кромешный ад: свечи по всем помещениям гасли враз, а по коридорам кружились какие-то черные сгустки, словно колдуны в зловещих танцах.

Богадельня перешла на осадное положение. Никто уже не спал по ночам. Несчастные напуганные старухи сбивались в одну келью и молились до рассвета. Господи, спаси и сохрани!

Священники, вызываемые в богадельню, читали молитвы, да видно, и сами жили не без греха – не слышал Бог их молитв, не давал управы на черных духов. Один из священнослужителей вынес вердикт: в богадельню «по действу некоего чародея вселился демон и живущим тамо различные пакости творяще».

Дошло до того, что про «место диаволово» прознал сам царь Алексей Михайлович. По его приказу один из приближенных бояр провел в страшной богадельне ночь. Наутро посланные царем слуги еле сумели привести боярина обратно – так плохо он себя чувствовал от перенесенного ужаса.

Царь собрал совет: что делать? И один из бояр, Димитрий Кучка, предложил послать за преподобным иеромонахом Илларионом. Этот святой старец проводил жизнь свою в уединении Флорищевой пустыни. Но к нему часто приезжали за советом и благословением. Москвичам повезло, что именно в конце 1666 года старец оказался в столице. Ведь, как свидетельствовала летопись, преподобный Илларион «молитвами своими мог прогонять нечистых духов».

Однако, когда Иллариона привели к Алексею Михайловичу, монах отказался от царской просьбы. Это было неслыханно, но старец стоял на своем:

– Не смею по духовной немощи связываться с нечистым духом!

– А кто ж тогда смеет, коли не ты? – удивился царь.

– Есть и иные старцы! – смиренно ответствовал Илларион.

Царь нахмурился. Он, как известно, звался Тишайшим, но накричать да пригрозить мог почище своего сынка – будущего Петра Великого.

– Негде мне иных искать! – рявкнул Тишайший. – Там старухи беспомощные от страха мрут, а мы с тобой турусы разводим!

Словом, прямо из царской приемной Илларион попал в богадельню. Взглянул и ужаснулся – обитательницы нищепитательного дома дрожью дрожат, затравленными очами смотрят. Уж и не чают спасения…

В тот же вечер, укорив себя за бесчеловечность, начал преподобный Илларион священное действо. Он прочел подобающие молитвы и, обойдя богадельню, окропил все стены святой водой. Затем, уверенный в своих силах, велел всем обитателям помолиться и спокойно ложиться спать. Лег и сам, накрывшись старой шубой.

Да только, едва лег, услышал жуткие стоны, крики, вопли. Луна, проскользнув в каморку, глядела на все ледяным, студеным, почти смертельным взором. Двери богадельни начали скрипеть и раскачиваться, хотя никакого ветра в помине не было. Как рассказывал потом сам старец, «неистовый дух привел его в страх великий, оторопь ледяную». Нечто черное спихнуло монаха с лавки на земляной пол. Накрыло поверх шубы старым мешком, из которого сыпалось какое-то протухшее зерно. Потом в него полетели тяжелые ножи с трезубыми вилками. Правда, ни те ни другие не вонзились в преподобного старца, останавливаясь, не долетев на вершок и падая на пол. От эдакого действа старцу стало еще более жутко.