Ж. Славинский - Заря Айваза. Путь к осознанности

Я замер в оцепенении, мысли летали сами по себе. От рабочих моей бабушки, а также от Пенги, кузнеца, я слышал много историй о привидениях, вампирах, сосущих кровь из взрослых и детей, о ворах, которые прячутся ночью под кроватями благородных людей в ожидании того, что, как только домочадцы пойдут спать, они смогут их зарезать, расчехлив свои ножи. Ночами, когда я не мог быстро заснуть, эти картинки крутились у меня перед глазами, так что пересыхало во рту, а кровь стучала в ушах. Но в тот момент не было ни страха, ни дискомфорта. Я был настолько поражен, будто внезапно перед моими ногами разошлась земля, но вскоре мое удивление сменило спокойствие.

Я снова начал лепить солдатиков, но на этот раз они стали получаться куда лучше. Я вылепил лошадей, тянувших двухколесные колесницы. Даже индийские наездники, и те получались весьма неплохо. Обычно основные проблемы были с лошадьми. У некоторых тело получалось довольно коротким, массивные ноги, сгибаясь под весом наездника, больше походили на ноги свиней. Но теперь передо мной были замечательные фигурки лошадей с изящными и в то же время крепкими ногами. От всего этого я получал неимоверное удовольствие. А затем — и теперь внимание — я вылепил фигурку самого себя. Получилась забавная глиняная фигурка мальчика с короткими расставленными циркулем ногами и головой без шеи, крепившейся почти сразу к плечам. Тем не менее, в этой фигурке чувствовалось некоторое напряжение, как у натянутого лука. Моя глиняная копия была немного наклонена в правую сторону, словно я пытался увидеть что-то таинственное. Мои руки быстро лепили глину, не останавливаясь ни на минуту, и в моем сознании было лишь удивление от того, что я созерцал свое творение.

Вскоре я вылепил еще одну фигурку и также слегка наклонил ее вправо, и, когда я заканчивал лепку бороды несколькими движениями указательного пальца, у меня возникло ощущение, что я сделал что-то значительное. В тот же момент я узнал его имя, хотя думал в это время не о нем. Его звали Спирилен. Теперь мне больше не нужно было думать о нем как о ком-то постороннем. Я слышал, как мой голос протяжно произносил: «Спириле-е-е-е-н». Я никогда не слышал раньше более прекрасного имени, чем это. В нем было столько же красоты, сколько в журчании горного источника, столько же величия и глубины, сколько у бесконечного полуночного неба, а его сладостное звучание напоминало любовную соловьиную песнь. «Спириле-е-е-е-н», — произнес я вновь, и звучание моего звонкого голоса наполнилось теплом и мягкостью.

И в этот момент я заметил, что поднятая рука одной из глиняных фигурок указывала на другую фигурку, что стояла рядом со мной. Я посмотрел в том направлении, куда указывала вытянутая рука, и через густые кусты орешника смог с трудом разглядеть очертания сарая бабушки. Он направлял меня. Без всякого сомнения, я был на пороге открытия чего-то важного.

Я ускорил свой шаг, вытирая пот со лба перепачканными руками. Приближаясь к амбару, пошел еще быстрее, пока, наконец, не побежал. Я попал в сарай по старинке — через крышу амбара — и, чувствуя себя под защитой полутьмы, смог перевести дух. Я не знал, с чего начинать, что делать, и для чего я вообще пришел туда, но я знал, что именно там мне нужно было оказаться в данный момент. Я уселся на маленький деревянный сундук и какое-то время тихо посидел в темноте — было только видно, как в проникающих внутрь лучах света играли пылинки. Мои мысли бродили в голове. «Спирилен, Спирилен, Спириле-е-е-е-н...» Его проницательные глаза смеялись над чем-то, мерцающим у меня глубоко внутри и желающим свободы.

Без всяких видимых причин я встал с деревянного сундука, на котором сидел, и приподнял выпуклую тяжелую крышку. До этого момента я так и не удосужился его открыть. Он был наполовину забит старинными книгами и записными книжками с выцветшими фиолетовыми чернилами. Я взял одну из книг, посмотрел на нее и бросил на пол. Я начал просматривать книги одну за другой. У всех была толстая обложка, а сами записи велись на французском или немецком. Только одна книга была написана на сербском. Она была обтянута темно-коричневой кожей, потертой, как седло наездника от частого использования. Среди всего витающего в сарае аромата я смог учуять запах ее кожаной обложки. Я открыл книгу.

Тогда я не понимал, что с этого момента ступил на Путь. Если быть более точным, я вернулся на Путь, по которому шел в прошлом. Если бы я только мог вспомнить все то, что прочитал, каждое слово и мысль! Но все было тщетно. Я даже не смог вспомнить имени автора. Все мои дальнейшие попытки вспомнить что-нибудь упирались в стену забвения, и я честно старался не принимать во внимание столь манящие обрывочные воспоминания по этому поводу, которые изысканно возвело мое воображение. Это не была «Йога Сутра» Патанджали, «Индия, сокровище мудрости» Йевтика или же «Дхьяна-йога» Йога Рамачакры. Я смутно припоминал изречения Братства Великих Учителей Мудрости, Великой Белой Ложи Посвященных о Пути призваний, которые пленили последователей, как песни русалок затерявшихся моряков. Далее шел текст об открытии чакр, что давало возможность страждущим обладать тайными знаниями владеть немыслимой космической энергией. Понятия земной смерти и возрождения также не были оставлены без внимания.

Усевшись на сундук и увлекшись чтением, я забыл, где находился. Я не помню, как слез с сундука и, опершись на него спиной, продолжил чтение. Только острая боль в локтях и чересчур онемевшие согнутые ноги напоминали мне о течении времени. Ни один человеческий голос не привлекал меня так сильно, как слова в этой книге. У меня создалось впечатление, что эта книга была написана специально для меня, будто сам автор стоял у меня за спиной в полутьме сарая, передавая шепотом свои таинственные послания. Там встречались многие вещи, которые я, один среди всех людей, мог читать между строк. В тот момент я разделял чувства последователя, ступившего на Путь, о котором рассказывала эта книга, слова раздавались во мне эхом, как серебряные колокольчики. Я стоял перед книгой, как перед зеркалом. Я мог разгадать умозаключения автора в момент их возникновения. Я только слушал, в то время как сама книга ясно читала слова, написанные внутри меня, и восхищалась по мере моего понимания. Чем больше я читал книгу, тем больше она читала меня.

Несколько раз за вечер у меня создавалось ощущение, что Спирилен перемещался в полутьме. Словно на время задержавшись на одном месте, он внезапно перемещался в другое. Лишь иногда меня уносило куда-то далеко от текста. Я не заметил, как стемнело. Мое лицо все ближе приковывалось к страницам книги, так как разглядывать в ней слова становилось все тяжелее, однако я продолжал читать.