Юлиус Эвола - Метафизика войны

Это выражение содержит, однако, ту истину, на которую мы указали в начале — а именно, что это было противостояние не только между двумя группами народов, но также и между двумя эпохами — даже хотя, естественно, в то время и субъективно вещи представлялись совсем по–иному. То, что называлось на масонском жаргоне «анахроническими остатками», означало сохранение ценностей, присущих всей традиционной, воинской, мужской и арийской Европе, в то время как ценности «развитого мира» означали ничто иное, как этический и духовный упадок Запада. Более того, теперь мы лучше знаем, какими «империалистами» были лицемерные сторонники этого последнего мира: их империализм — это империализм буржуазии и торговцев, хотевших насладиться выгодами мира, который должен был быть навязан и сохранён не столько собственными военными силами, сколько силами, набранными за деньги со всех частей света.

С мирными соглашениями и развитием послевоенного периода это стало ещё более очевидным. Функция военного элемента дошла до превращения его в своего рода международные полицейские силы — или скорее, не в самом деле «международные», а в полицейские силы, организованные определенной группой государств, чтобы навязать (для собственной выгоды и недопущения выгоды других) данную ситуацию: так как именно это значило и значит «защиту мира» и «права наций». Упадок всех чувств воинской гордости и чести был последовательно продемонстрирован тем фактом, что были применены все низкие средства, чтобы обеспечить желаемые результаты даже без обращения к этой армии, деградировавшей до статуса международной полиции: системы санкций, экономические блокады, бойкоты на государственном уровне и т. д.

С самыми недавними международными событиями, приведшими к падению авторитета Лиги Наций и, в конце концов, к нынешней войне, стала ясно заметной действенная инверсия ценностей не только на политическом плане, но также и на этическом и в общем плане воззрения на жизнь в целом. Нынешняя битва идет не столько против отдельного народа, но скорее против отдельной идеи, которая более или менее такая же, как и поддерживаемая союзниками в предыдущей войне. Та война была направлена на консолидацию «демократического империализма» против любых опасных нарушителей спокойствия; новая война призвана отметить конец этого «империализма» и некоторых мифов, служащих ему в качестве «алиби», и создать предпосылки для новой эпохи, в которой воинская этика будет служить основой цивилизации коллектива европейских народов. В этом смысле нынешняя война может быть названа восстановительной войной. Она восстанавливает до первоначального состояния идеалы, воззрения и права, являющиеся центральными для изначальных традиций арийских народов — прежде всего римлян и нордических арийцев, — настолько центральными, что когда они ветшают или забываются, это неизбежно приводит к упадку всех этих народов, и власть переходит в руки низшего элемента как в расовом, так и в духовном смысле.

Однако, концентрируясь на слове «милитаризм», желательно избежать недоразумений относительно значения воинского элемента в новой Европе, похожих на уже осознанно поощряемые — с полным знанием фактов — демократическими противниками. Речь не идет ни о загоне Европы в казармы, ни об определении дикой воли к власти как ultima ratio , [26] «Последний довод» (лат.) — прим. перев. ни о принятии смутной трагической и иррациональной концепции жизни.

В первую очередь необходимо твёрдо уяснить, что специфические воинские ценности в военном контексте — это единственные представления о реальности, которые сами по себе могут иметь высшее, не только этическое, но даже и метафизическое значение. Здесь мы не будем повторять то, что мы уже имели возможность обсудить в других местах. [27] См. прежде всего нашу работу «Восстание против современного мира». Мы только напомним, что древнее арийское человечество обычно рассматривало жизнь как вечную битву между метафизическими силами: с одной стороны — ураническими силами света и порядка, с другой стороны — тёмными силами хаоса и материи. Эта битва для древних арийцев велась и выигрывалась как во внешнем, так и во внутреннем мирах. И именно внешняя битва отражала битву, которую нужно было вести в себе, которая считалась истинно справедливой войной: битва с теми силами и народами внешнего мира, которые обладали таким же характером, как и силы в нашем внутреннем бытии, которые должны быть подчинены до достижения pax triumphalis . [28] Даже в христианской доктрине св. Августина ясно остаётся виден этот взгляд на справедливую войну: Proficientes autem nondumque petfecti ira possunt, ut bonus quisque ex ea parte pugnet contra alterum, qua etiam contra semet ipsum; et in uno quippe homine caro concupisdt adversus spiritum et spiritus adversus earned (De Civ., XV, 5) («Начинающие, кто всё ещё несовершенны, вместо этого могут сражаться с самими собой. В одном человеке плоть фактически имеет желания, противоположные духу, а дух — желания, противоположные плоти»).

Из этого следует взаимосвязь истинно воинского или героического этоса с определённой внутренней дисциплиной и определённым превосходством — взаимосвязь, которая в той или иной форме всегда появляется во всех наших лучших традициях. Именно поэтому только близорукие или отягощённые предрассудками могут полагать, что неизбежным следствием выдвижения воинского взгляда на мир и поддержки тезиса о том, что новая Европа должна формироваться под знаком воинского духа, будет хаос высвобожденных сил и инстинктов. Истинно воинский идеал подразумевает не только силу и физическое воспитание, но также и спокойное, управляемое и сознательное состояние внутреннего бытия и личности. Любовь к дистанции и порядку, способность подчинять индивидуалистический и чувственный элемент принципам, способность ставить действие и занятие превыше простой личности, чувство достоинства, лишённое тщеславия — вот черты истинно воинского духа, такие же сущностные, как и касающиеся непосредственно сражения: с высшей точки зрения. Само сражение может быть полезным не столько для непосредственных материальных результатов, сколько для свидетельства этих качеств, которые имеют самоочевидную созидательную ценность и могут быть приравнены к элементам особого «стиля» — не только в данной области нации, особенно преданной солдатскому делу, но также в целом народе и даже за его пределами.

Последнее нужно особо подчеркнуть именно касательно нашей борьбы за новую Европу и новую европейскую цивилизацию. Связь, которая, согласно вышеупомянутому арийскому и традиционному взгляду, существует между внутренней борьбой и «справедливой войной», является полезной также и для преодоления сомнительного иррационализма трагического и иррационального мировоззрения. Также она позволяет выйти за пределы определённого очерствения, лишённого света, обнаруживаемого в некоторых подчинённых аспектах чисто военного стиля. В соответствии с высшим взглядом, который сегодня вновь проявляется в самых непоколебимых и могущественных силах наших народов, воинская дисциплина и сражение связаны с определённым «преображением» и участием в действенной «духовности». Именно так подчеркивается идея «мира», не имеющая ничего общего с материалистической, демократически–буржуазной концепцией: это мир, который не является прекращением духовного напряжения в сражении и воинском аскетизме, но скорее он предстаёт как нечто вроде его спокойного и могущественного завершения.