Дан Борисов - Взгляд на жизнь с другой стороны

– Нет.

– А девок потных?

– Нет, конечно.

– Тогда пойдешь в отпуск зимой.

Нас выгоняли в отпуск, потому что летом, в Олимпиаду, намечалось слишком много работы. Перед этим четверо ребят весьма оригинально использовали необходимость зимнего отдыха – взяли билеты на поезд до Владивостока и обратно (время в пути в отпуск не входит, билеты оплачиваются). Взяли с собой несколько колод карт, ящик водки и всю дорогу до Владика не вылезали из купе. Вышли, прогулялись по городу, посмотрели на Тихий океан и обратно, тем же порядком. Что они делали еще тридцать суток? Не знаю.

Я с Юбой поехал в Питер. Юба через оргкомитет договорился, что нас там встретят и устроят. Для аборигенов мы были хоть и мелкое, но начальство. От торжественной встречи мы отказались. Выйдя из поезда на Московском вокзале, мы тут же позвонили председателю ленинградского Спартака, такому Кочубею. Нас спросили, какая гостиница для нас удобнее Астория, Европейская… Мы ответили, что приехали отдыхать за свой счет и платить по 25 рублей за день в крутой гостинице в наши планы не входит. Нам предложили вариант попроще – гребной клуб на Каменном острове.

Пока мы туда добирались, я сообразил, что это тот самый гребной клуб, который описан у А. Толстого в «Гиперболоиде инженера Гарина». Мы были заинтригованы, но после прибытия на место энтузиазм наш стал таять на глазах. Нас, конечно, встретили, прогнулись перед московскими гостями. Летом, в тени деревьев, на берегу Невки, клуб смотрелся бы очень мило, но в морозный зимний день, дощатое строеньице выглядело не очень уютно.

Директор клуба провел нас по всем помещениям, доложил об успехах воспитательной и спортивной работы по всем возрастным категориям гребцов, которых самих, слава богу, не было в связи с зимними каникулами. С каждым этажом вверх комнаты спортсменов становились всё хуже и хуже. У меня уже созрел текст телефонного разговора с Кочубеем, я шел и мысленно редактировал его, убирая наиболее сильные выражения. Наконец мы дошли до комнаты, предназначенной нам для недельного отдыха. Я не люблю обижать людей и, готовился после осмотра комнаты сухо попросить телефон для дальнейших переговоров, но уже золоченая ручка на двери обнадежила. Когда же директор распахнул дверь и пригласил нас зайти…

Я думаю, что в Астории номера хуже. Это была трехкомнатная квартира со всеми удобствами, отделанная по старой моде, очень добротно. В советские времена мы не были разбалованы хорошими условиями в гостиницах и мысли у нас обоих с Юбой потекли в другую сторону – сколько ж это великолепие может стоить за день проживания?

– Полтора рубля, – разрядил наши сомнения директор.

– С каждого?

– Нет, за весь номер.

В довесок к условиям проживания, на первом этаже имелась неплохая сауна с бассейном, соединенным с речкой и широкой комнатой отдыха с камином и огромным дубовым столом. А говорят, в советское время всё было плохо. В отдельных местах могли же?

Всё остальное в эту поездку было обычным. Походили по музеям, попили водки в каминном зале сауны, (опохмелялись шампанским в Эрмитаже). Ничего особенного.

Впрочем, вру, было одно.

В Питере тогда, в отличие от Москвы, было много маленьких кинотеатриков. В одном таком, на Невском проспекте, мы с Юбой посмотрели американский фильм, который стал для меня знаковым, не сам фильм, а один эпизод. Главный герой, в очень трудную для себя минуту, приходит к отцу просить денег взаймы. Отец, человек, безусловно богатый, отказывает сыну, сказав, что, если сейчас он ему поможет, то в дальнейшем цена этому сыну будет три копейки в базарный день, выкручивайся сам, дескать. Не сказать, чтобы после этого просмотра я совсем отказался от помощи родителей, но с тех пор стараюсь рассчитывать только на свои силы.

В те времена все военнослужащие должны были ходить на работу в форме, это сейчас стали переодеваться на службе, но весной, и на всё лето, нас переодели в гражданское, чтобы мы не бросались в глаза иностранным туристам. Нам выдали фирменные кроссовки, джинсы и куртки, но я не думаю, что у кого-нибудь возникали сомнения в нашей военной принадлежности, особенно во время утренних построений, хорошо видимых из окон гостиниц. Для нас же в такой форме одежды или в иной служба оставалась службой.

Не служивших обычно пугают армейские термины. Действительно, звучит грозно: гарнизон, рапорт, устав, приказ. На самом деле это всё понятия бытовые и вполне удобные для пользования. Особенно «приказ» удобен, для тех, кто понимает. После того, как получил приказ, ты становишься свободным человеком. Это кажется парадоксом, но так оно и есть. Невыполнимых приказов не отдают. В этом случае ты можешь потребовать уточнений, приказ должен быть не только дан, но и принят, а для этого общая задача должна быть разложена на ряд простых, понятных действий. Например: всех впускать, никого не выпускать, в случае сопротивления, открыть огонь на поражение. Всё ясно, понятно.

Однажды я сопровождал две французских фуры с комплектом покрытия для травяного хоккея на стадион Юных пионеров. Я по-французски говорю с трудом, французы по-русски совсем никак. Подъезд к стадиону со стороны нынешнего третьего кольца муторный, ну и начудил я, с точки зрения правил дорожного движения. Подъезжает гаишник – подать мне сюда водителей, я их сейчас… Я выбираюсь из машины, надеваю фуражку и строго так и громко:

– А у меня приказ! – причем, называю самую высокую инстанцию, какую только могу, – Ты что, лейтенант, под суд захотел (мать, мать, мать).

Гаишника как ветром сдуло. Когда я вернулся в машину, француз мне козырнул по-своему. Почему я сказал, что человек с приказом это свободный человек? Потому что он свободен от ответственности за свои действия. Как бы делаешь это всё не ты, а тот, кто тебе такой приказ дал. Особенно это актуально, когда действовать приходится за пределами части и вообще, военного ведомства.

Это рассуждение, кстати, распространяется не только на армию. Любой человек на самом деле постоянно находится в таком же положении, только не понимает этого. Мы всё время выполняем приказы своей Судьбы. Кто-то может называть судьбу Кармой или Роком, не имеет значения – дело вкуса. Это точно так же, как в армии, делает нас свободными, но мы, почему-то, не желаем этого понимать и упорно зовем судьбу злодейкой. Позже мы обязательно поговорим об этом поподробней, если не в этой книге, так в следующей.

Как то, я помню, получил приказ занять для нас отдельную комнату в Олимпийском дворце. В том самом, где я когда-то работал от ГПИ. Я обошел все возможные варианты, планировку я хорошо знал. За комнаты там уже шла драка, между заинтересованными организациями, но я нашел одну пустую, как раз в районе того места, где была пропущена колонна при монтаже. В комнате стоял стол, стул и был телефон. Я уселся, позвонил в часть, чтобы присылали людей и новый замок. Заходят двое и, не обращая на меня внимания, ругаются между собой. Один доказывает, что эта комната отдана какой-то спортивной федерации, а второй, что здесь уже расположилось центральное телевиденье. Я дал им время немного спустить пар друг на друга, а когда они стали уже выдыхаться, встал, сделал деревянную рожу и сообщил им, что комната занята нами. Я был не в военной форме, и пришлось показать удостоверение. Особого впечатления это не произвело. Они уже вдвоем попытались наброситься на меня. Я взял телефон, набрал номер нашего дежурного, представился по форме и дальше: