Эдуард Шюре - Пророки Возрождения

Если миланская «Тайная Вечеря» была задумана в озарении, то ее воплощение длилось годы. Фреска должна была занять все помещение трапезной, а фигуры больше натуральной величины – давать иллюзию жизни тому, кто входил с другого конца зала. Нужно было покрыть кистью пространство в тридцать футов шириной и пятнадцать футов высотой. Это была огромная работа. Леонардо принялся за нее с необычайным рвением, какого не проявлял ни в одном своем труде, кроме портрета Моны Лизы. Он не только создал весь ансамбль на большом картоне, но и нарисовал на отдельных картонах эскизы тринадцати фигур. Затем он написал каждую голову небольшого размера в пастели, прежде чем рискнуть выполнить ее в большом размере на стене. Единственная возможность придать плотность фреске – это писать темперой. Микеланджело, Тинторетто, Мантенья и Корреджо были мастерами в этом искусстве, которое требует большой осторожности в импровизации и не терпит никаких исправлений. Леонардо, который работал медленно и хотел иметь возможность возвращаться снова и снова к своим рисункам, выбрал масляные краски, что, к несчастью, должно было вызвать быстрое осыпание его шедевра. Многочисленные головы стариков и молодых людей, которых он рисовал с натуры, служили ему основой. Взятые из реальности, но преображенные гением, они – сама жизнь. Как сказал фра Паччоли, чтобы говорить, им не хватает только дыхания, il fiato. Что касается Христа, Леонардо хорошо знал, что ему не найти натурщика, и искал идеальные линии лишь в своем воображении. Вопреки нетерпению настоятеля, находившего, что художник никогда не закончит свой труд, и благодаря умной поддержке Лодовико, художник смог закончить его не торопясь. Новеллист Банделло, видевший это своими глазами, оставил впечатляющий рассказ о его манере работать: «Леонардо часто приходил по утрам в монастырь деи Грацие; я сам видел это. Он бегом понимался на возвышение. Там, забывая позаботиться о еде, он работал, не покладая кистей, до захода солнца, пока черная ночь делала невозможным продолжать. А порой он по три-четыре дня ни к чему не прикасался; только проводил час или два, сложа руки, созерцая фигуры и, видимо, сам их критикуя. Еще я видел, как он в полдень, когда солнце в зените делало пустынными улицы Милана, выходил из замка, где он делал глиняную модель коня огромной величины (конная статуя Франческо Сфорца), как он шел в монастырь в поисках тени, а по пути делал один или два мазка кистью по одной из своих голов и уходил дальше в поля».

Мы видели, как в воображении художника зарождалась картина, освещенная основной идеей. Попробуем теперь предпринять обратное движение. Попытаемся пойти снаружи внутрь путем интенсивного созерцания и попробуем так проникнуть в его центр.

Роковые слова только что слетели с уст Господа: «Истинно говорю вам, один из вас предаст меня». Как в некоторых легендах камень, брошенный в неподвижное озеро, вызывает там удивительное возмущение и бурю в воздухе, так это страшное слово, произнесенное тем, кто никогда не ошибается, упало на апостолов и вовлекло их в вихрь удивления, испуга, негодования и ужаса. С первого взгляда поражает эта буря эмоций, проходящая, словно шквал, над двенадцатью апостолами, и разделяющая их на четыре группы по трое; они пересекаются, но не смешиваются. Никогда искусство изображать чувства и мысли жестами и позами не достигало такой драматической точности. Когда мы видим это, кажется, что мы слышим. Сопровождаемый шепотами и криками, идет бурный разговор. Головы сближаются, руки судорожно сжимаются. С обоих концов стола руки страстно простираются к Учителю, словно говоря ему: «Открой нам страшную тайну!» Но в центре этой бури фигура Иисуса остается спокойной, глаза полузакрыты в глубокой задумчивости. Его руки, лежащие на столе, раскрываются в жесте снисходительности и смирения. Его слегка склоненная голова выделяется на мертвенной ясности дня, видного из окна позади. Мягкое величие исходит от его чела по длинным волосам и распространяется по легким складкам его одеяния. У него нет ореола, но его нежная грусть проникает в нас и захлестывает. Он показывается весь целиком, и однако он остается недосягаемым. Его душа живет во Вселенной, но остается одинокой, как душа Бога.

Таково первое впечатление от «Тайной Вечери» в ее тончайшей гармонии. Любопытство остается, удивление возрастает по мере того, как смотришь на нее и в нее погружаешься. Ибо тогда видно, как акцентируются характеры персонажей и проявляются психологические намерения художника, имеющие особую глубину. По правде говоря, перед нами не рыбаки из Галилеи, а главные извечные человеческие типы. Здесь можно различить три ступени в их нравственной иерархии. Эти три класса людей можно назвать инстинктивными, страстными и психологическими, или одухотворенными интеллектуалами . Их можно найти у всех народов. В окружении Иисуса есть ученики слова, ученики чувства и ученики духа. Леонардо не группировал их по отдельности, он смешал их в своей картине, как они смешаны и в жизни. Но их вполне можно различить в четырех человеческих группах, которые образуют двенадцать апостолов.

Посмотрите на два конца стола, и вы увидите представителей первой категории. Крайний слева, энергичный и молодой Варфоломей привстал. Опершись обеими руками на стол, он смотрит на Иуду с потрясением, смешанным с негодованием, тогда как благородный и миролюбивый Андрей оборачивается к предателю, подняв руки, как бы отодвигаясь от него. На другом конце стола Симон, наивный старец, простирает руки, говоря: «Нет, это невозможно!» Матвей, похожий на молодого атлета, в бурном порыве отвечает Симону: «Разве ты не видишь виновного?» В то же время он показывает обеими вытянутыми руками на Иуду, который опрокинул солонку и сжимает кошелек в кулаке. Между Симоном и Матвеем верный Фаддей с растрепанными волосами и недружелюбным взглядом гневно добавляет: «Невозможно сомневаться. Учитель так сказал!» Наконец, недоверчивый Фома, резко вскочивший с места, протестует со скептическим видом против утверждения Учителя и вопрошает, подняв указательный палец: «Как? Ты сказал: один из нас?» Эти шесть апостолов представляют первую категорию, инстинктивных , тех, кто воспринимает зримые и осязаемые факты. Им нужны материальные чудеса, чтобы уверовать. Они лицезрели эти чудеса в изобилии, но этого им недостаточно. Они увидят новые и более великие, но хотят чудес все снова и снова. Честные, смелые и убежденные, они нуждаются в проповеди Евангелия, но они еще лишь на первой стадии посвящения и представляют тем самым большинство людей всех времен.

Теперь взглянем на Иакова Младшего, Иакова Старшего и Петра, размещенных справа и слева от Иисуса в гневных позах. Это апостолы второй ступени, импульсивные люди действия. Петр, чей профиль очерчивается между ангельской головой Иоанна и черным силуэтом Иуды, подается вперед. В несправедливом подозрении его рука указывает на апостола, сидящего у края стола. Но Иаков Младший, голова которого видна между Варфоломеем и Андреем, отвечает ему: «Разве ты не видишь, – восклицает он, – что ты сидишь возле предателя?» В то же мгновение Иаков Старший, сидящий возле Христа, поворачивается к нему с возмущением. Его разведенные руки сопровождают его мольбу: «Посмотри на меня, Учитель, – кричит он, – и скажи, способен ли я на такую гнусность!» Эти три апостола представляют категорию людей действия и ярых энтузиастов, которым, по слову самого Христа, принадлежит царствие небесное. Они поняли превосходство Христа и величие его миссии. Они готовы отдать свои жизни за него. Они – заводилы, деятели, герои человечества, те, без кого ничто великое не могло бы осуществиться. И однако их горячность и торопливость часто уводят их далеко от цели и приводят к ужасным последствиям. Их необходимо умерять и управлять ими из высшей сферы.

Читать дальше