Глеб Александров - Сокровище чаши

Старик ухмыльнулся:

- Всё-то вы, молодые, хотите знать заранее… Смотри в зеркало, растяпа.

Я понял, что ничего не понял, но принялся усердно рассматривать в зеркале своё отражение.

На этот раз всё произошло куда как мощнее, чем в первый раз.

Видение вдруг наполнило всё пустое зеркало, и казалось, что нет ни одного кусочка меди, в котором не было бы изображения. Вглядываясь в детали, я совсем забыл, что сижу в тёмноте и тусклый свет ламп не позволяет рассмотреть тёмные углы комнаты. Нет, комната была наполнена светом, исходившим от появившейся картины. Я рассматривал ее всю - по частям и целиком, поражаясь тому, что столько лет живу на свете, а о таком чуде даже и не слышал, не предполагал, что можно так вот просто видеть то, чего нет перед тобой, но, что, тем не менее, есть…

Передо мной появилось странное сооружение.

Три слона стояли на панцире огромной черепахи, а на их спинах лежала Земля. Плоская. Горы, величественные Гималаи, были в центре, а океаны по краям. Океаны источали воду, и она хлипкими водопадами капала мимо огромных хоботов и черепахи в море, по которому плавала эта черепаха. То море, где плавала она, было частью Земли, которая, как и положено, находилась на спинах трёх слонов, а те, в свою очередь, – на спине черепахи; и вновь небольшими струями-водопадами те моря стекали вниз, и радуга пробивала эти слабые потоки воды, более похожие на испарения со спин слонов, устало несущих свой тяжкий груз.

Эта грандиозная и одновременно забавная комбинация из животных и ландшафтов упиралась в небо и, вместе с тем, уходила далеко под ноги, теряясь в дымке-тумане, - не было видно ни конца ни края.

Я был столь увлечён этим видом, что почти забыл о совете Благословенного, а именно - понимать то, что вижу. Я стал вдумываться: что же я вижу? Устройство нашего мира? Но если так, то почему священный трепет от Открытия не пронзает всё моё существо? Где радость Открытия? Я так давно мечтал увидеть дальние края и земли, и вот, когда я наконец увидел, узнал, как устроен мир и как выглядят эти земли, то – что? Где восторг и счастье? Они должны быть, я в этом не сомневался никогда: тяга к знаниям и открытиям всегда была моей второй натурой, и, делая маленькие открытия в своей жизни, я весь превращался в восторг и ликование, а сейчас – ничего…

Я обернулся к Ламе и с недоумением произнёс: «Это не настоящее… Покажи мне настоящее, а?»

Наверное, я оказался прав и в моих глазах было столь много искренней мольбы, что старик улыбнулся, кивнул - и в ту же секунду изображение подёрнулось дымкой, задрожало и исчезло, а на место ему пришло удивительнейшее изображение огромного города.

Странные купола огромных Храмов, многоэтажные дома, висячие сады, широкие проспекты, огромные базары, зелень деревьев, и разноцветье цветов и халатов, и солнце, солнце, солнце, и птицы… Вот тут-то восторг и накатил на меня, как огромная волна, захватив меня, как ветер сухую листву. И я потерял счёт времени, рассматривая этот удивительный город, стоящий, казалось бы, среди песков пустыни и, тем не менее, процветающий так, что даже слова трудно подобрать для того, чтобы описать это великолепие жизни и красок…

Я обернулся к старику, и всё было написано на моём лице: слёзы восторга готовы были брызнуть из глаз, как водопады, но их сдерживало желание рассмотреть подробнее этот город.

Старик улыбнулся, кивнул и ничего не сказал, дав мне возможность ещё посмотреть на эту удивительную картину жизни…

Мы положили руки на блюдце.

Я не ждал ничего, кончиками пальцев лишь едва-едва касаясь той части блюдца, которая обычно стоит на столе. Я видел, что и Елена Ивановна также едва касается его.

Мы ждали несколько секунд, и тут блюдце вдруг «стартануло» и резко дёрнулось. Я убрал руку из опасения: мне показалось необычным, что оно САМО дёрнулось, ведь я его едва касался, да и Елена Ивановна тоже. Она улыбнулась, кивнула, и я опять дотронулся до блюдца. И тут же оно ринулось в какой-то невообразимый танец. Оно стало буквально летать от буквы к букве, как неугомонное.

Елена Ивановна читала буквы, складывала их в слова и фразы, и вот уже вполне осмысленный текст появился передо мною:

- Рад вас видеть.

Я удивился. Некто неощутимый и неосязаемый рад меня видеть... С чего бы это? И кто этот «некто»?

- Кто ты, назови себя.

Для меня это становилось игрой, и, если бы не серьёзность Елены Ивановны, я бы воспринял это как шутку. Но, судя по сосредоточенности Елены Ивановны, это были не шутки, а реальность – самая настоящая реальность.

- Зови меня буддист.

Вот те на! Буддист… Какой такой буддист и что он делает на святочных христианских гаданиях?

Как бы отвечая на мой незаданный вопрос, он ответил:

- Я давно наблюдаю за тобой, Глеб. И вот пришёл. Я отвечу на твои вопросы.

Хорошо, пришёл так пришёл…

Стоп! А буддист этот – он живой или уже мёртвый???

- А ты живой, буддист, или как?

Ответ не замедлил последовать:

- Не мертвее тебя.

«А он ещё и шутник», - подумал я про себя и продолжил пытать его:

- А ты человек или нет?

- Не совсем.

- Это как?

- Скорее принцип: как ветер – принцип воздуха. Воздух может быть без ветра, а ветер без воздуха – нет.

- Ты принцип человека или чего?

Я откровенно не понимал, как это можно быть и человеком, и нет. Но буддист был терпелив и не спешил смеяться над моим недоумением:

- Движение не есть сам воздух, но – качество воздуха. Разум есть следствие тела, но не обязательно иметь тело, чтобы именоваться разумом.

- Так ты умер? Ты был человеком и умер?

- Но что есть смерть? Обязательный переход из одного качества в другое... Но если ты сам выбираешь, когда и в какое качество перейти, это можно назвать смертью?

Я молчал в замешательстве. Действительно, если человек стал столь могущественен, что может по желанию выбирать вместилище для своего Разума, то смена одного жилища на другое, произведённая сознательно и по доброй воле и тогда, когда ты сам этого захотел, – разве не будет она продолжением жизни?

- Хорошо, значит, ты сменил тело и стал не-телом, но потому, что сам этого пожелал?

- У меня есть тело, но не такое, как ты думаешь. И хватит об этом.

Ну вот, пришёл, пообещал отвечать на вопросы, а сам говорит, «хватит об этом». Капризный какой-то буддист… Ну да ладно, действительно, чего это я… Так, он говорил, что наблюдал за мною, с чего бы это?

- А почему ты наблюдал за мной, в чём причина?

- Ты мне интересен. Можешь быть полезен.

- Но в чём?

- Узнаешь позже.

Ну вот, опять загадки. Там - хватит, здесь - узнаешь позже…

- А как я смогу узнать, чем могу быть полезен?

Блюдце двигалось, не останавливаясь и очень быстро, почти догоняя скорость человеческой речи.