Дэвид Годмен - Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2

Когда учитель увидел, что он со мной сделал, он засмеялся и сказал: «Где же теперь твоя кундалини? Расскажи мне всё о ней!»

Я никак не мог ему ответить. Я был полностью парализован, физически и умственно.

Хотя учитель и признавал, что подъем кундалини может вызывать состояние блаженства и переживания, во время которых нормальные функции ума словно бы пропадают, состояние, которое он имел в виду, как он говорил, было чем-то за пределами любых переживаний и первично по отношению к ним. У меня было много опытов, во время которых я, по-видимому, входил в какую-то разновидность самадхи, в которой я ничего не сознавал, но они были непостоянными. Через какое-то время я «пробуждался» от них и возвращался в нормальное состояние.

Однажды я вошел в одно из таких самадхи, но вместо того, чтобы вернуться в свое обычное состояние, я оказался в состоянии полного осознания, но без мыслей, которое, как я знал, было за пределами ума.

Учитель увидел, что это произошло со мной, но прежде чем я успел сказать что-либо о нем, он начал говорить об одном из своих недавних переживаний.

«Сегодня утром на крошечную долю секунды я уловил проблеск чего-то другого, что находится за пределами даже скрытого течения трех состояний – бодрствования, сна со сновидениями и сна без сновидений. Под этим субстратом находится нечто неописуемое, выше слов, выше описаний, выше даже не-описания».

Когда я лучше узнал учителя, я понял, что эти дразнящие проблески чего-то, что находится за пределами субстрата турийи, были отправной точкой его непрекращающегося исследования себя и природы наивысшей реальности.

«Это значит не просто увидеть, что змея – это всего лишь веревка, – сказал он мне однажды. – Веревка – это субстрат, основа, который делает возможной видимость змеи. Все говорят: „Держись основы и не обманывайся видимостями внутри ее“. Я говорю: „Отбрось и веревку тоже“. Когда основа, субстрат, тоже исчезает, остается настоящая чистота».

Во время нашей первой поездки в Харидвар произошло одно ключевое событие, которое я особенно четко помню. Учитель пытался показать мне, кто я на самом деле, но ему это не удалось. Я упустил шанс, я знал, что я его упустил. Впоследствии я извинился за свою глупость.

«Я прошу прощения, учитель. Я упустил это, и я знаю, что я это упустил. Похоже, я неспособен пережить на собственном опыте то, что вы стараетесь мне показать».

Казалось, он был разочарован.

«Это удается, может быть, одному из миллиона, а может, и никому. Я сделал все, что мог. Завтра я уезжаю. Я еду в Дели».

Прежде чем уехать, он сказал мне написать в моей записной книжке две туманные строчки:

НЕВНИМАНИЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ НИКОМУ

То, Что Находится За Пределами Субъекта и Объекта

Я чувствовал себя, как школьник, которого заставили написать упражнение в наказание за то, что он не усвоил урок как следует.

Учитель попытался оставить меня в Харидваре, но я поехал за ним в Дели. Я знал, что он собирается остановиться у своей дочери, и я также знал его адрес. Я не собирался оставлять его в покое.

Когда я вошел в дом Шивани и обнаружил его там, я сразу же упал перед ним ниц и попросил прощения за свою глупость. Я все еще был на полу, когда его настроение внезапно улучшилось.

«Тогда, – заметил он, по-видимому, имея в виду то время, которое мы с ним провели в Харидваре, – было плохо, зато сейчас намного лучше».

С этого момента он разрешил мне проводить с ним весь день. По утрам и вечерам мы сидели на улице на каменной скамейке, которая стояла в крошечном садике за домом Шивани. Ладжапат Нагар – место, где жила Шивани, – было большим рынком. Этот крошечный садик, похоже, был единственным тихим, непереполненным местом в округе. Пока мы сидели там, у меня были самые изумительные переживания. У меня со свами Рамой было много опытов, связанных с кундалини, но они были ничем в сравнении с теми состояниями, в которые меня вводил учитель. В иные дни я чувствовал себя так, словно нахожусь в лифте, который едет вверх, а последнего этажа все не было. Я просто поднимался все выше и выше, и не было видно конца этому восхождению. Он также работал со мной по ночам, когда мы спали в разных комнатах. Я встречался с ним во сне, и он продолжал показывать мне все эти различные состояния и области опыта. Когда мы снова встречались на следующее утро, он точно знал, где он был во время наших ночных встреч. Он упоминал о том, что мы делали ночью, и продолжал с того момента, на котором мы остановились. Однажды я спросил его, как ему это удается.

«Я не знаю, – ответил он. – Я могу по своей воле проникать в чужой ум, но я понятия не имею, как я это делаю. Я еще не нашел хорошего объяснения тому, как это происходит».

В рабочие часы у учителя было много дел в разных частях города, так как он все еще пытался выбить разрешение на выезд в Венесуэлу. Его паспорт был просрочен, и он пытался получить новый. Я сопровождал его в этих поездках. Учитель называл их «автобусной садханой». Каждый день мы проводили по нескольку часов, пересекая Дели вдоль и поперек в переполненных автобусах. Однажды, когда мы стояли в очереди и ждали автобуса, к нам подошел совершенно незнакомый человек и начал склоняться к ногам учителя. Учитель пытался остановить его, но этого человека невозможно было остановить.

Когда он спросил его, кто он такой и почему он преклоняется перед ним, тот ответил: «Мой гуру указал мне на вас в видении. Он сказал, что вы будете стоять здесь на этой остановке в этот конкретный момент. Он сказал, что вы великий человек, поэтому я пришел, чтобы выразить вам свое почтение».

Я много путешествовал с учителем в последующие годы. Такие странные вещи происходили везде, куда бы мы ни поехали.

Учреждения, которые нам необходимо было посетить, располагались в разных частях города. Прямых автобусов между ними, похоже, не было. Каждый раз, когда мы ехали в новое место, мы должны были делать как минимум одну пересадку. В самих учреждениях царил обычный хаос. Все пытались протолкнуться вперед очереди. Споры и потасовки случались каждые несколько минут, а чиновники были такими, какими они обычно бывают в подобных местах: ленивыми, безразличными к нуждам посетителей, и в основном были взяточниками.

Учитель мог толкаться и ругаться точно так же, как и все в очереди. Никому не удавалось потеснить нас с нашего законного места в бесконечных очередях, в которых мы стояли. Однажды, когда в споре возникло временное затишье, я вошел в состояние абсолютного покоя. На меня снизошло новое понимание.

Я повернулся к учителю и сказал: «Вы находитесь в этом состоянии все время, разве не так? Даже когда вы толкаетесь и ругаетесь, вы находитесь в этом состоянии».