Дэвид Годмен - Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2

Он улыбнулся и сказал: «Конечно, это единственное мое состояние».

Меня все еще занимали мысли о кундалини и йоге. Я также серьезно интересовался дзэн. Пока мы ездили из одного учреждения в другое на автобусе, мы разговаривали о том, что меня интересовало в тот день. Мы охрипли, потому что нам приходилось разговаривать очень громко, чтобы слышать друг друга из-за рева мотора и гомона пассажиров. Учитель постепенно истощал мои силы. После многих дней бесконечных крикливых диалогов в автобусах он в конце концов привел меня к осознанию того, что переживания кундалини и видения, которые у меня были, не вели к просветлению. Я начал обращать больше внимания на его учение и на учение его учителя, Шри Раманы Махарши.

Я познакомился с Раманой Махарши во время моего долгого пребывания в Алморе. Примерно год я регулярно посещал Шунья Бабу, датского последователя Махарши, который жил там. Как только я увидел фотографию Шри Раманы, висевшую в его комнате, я почувствовал тягу к нему. Когда я в первый раз увидел его, я даже не знал, кто это такой, но тем не менее чувствовал притяжение.

Мой прежний учитель, свами Рама, тоже определил, что у меня была связь с Раманой Махарши. Все те годы, когда я жил в его ашраме, ученики пытались давать мне разные индийские имена. Свами Рама не принял ни одно из них. Он всегда говорил, что они не подходят. Затем однажды он объявил всем, что завтра он даст мне новое имя. На следующий день у нас была сложная церемония получения имени, в конце которой он объявил, что впредь все должны называть меня «Раман».

Когда один из учеников спросил, почему он выбрал это имя, он ответил: «Потому что я вижу, что у него сильная связь с Раманой Махарши».

Я был уважаемым учеником свами Рамы. Многие ученики ожидали, что я останусь после смерти свами Рамы преподавать йогу. Однако свами Рама знал, что судьба предназначила меня для другого.

«Я не твой учитель, – сказал он мне. – У тебя сильная связь с Махарши. Когда я умру, ты найдешь своего настоящего гуру».

Я упомянул об этом учителю во время одного из наших первых разговоров. Позже в разговорах я уловил в его голосе и в его отношении к свами Раме еще большее, чем прежде, уважение.

Период «автобусной садханы» длился около шести недель. Все это время я жил у мистера Гоуда, менеджера банка Америкэн Экспресс в Дели.

Однажды мистер Гоуд спросил: «Куда ты уходишь каждый день? Ты исчезаешь утром и снова появляешься ночью, но никогда не рассказываешь нам, что ты делаешь».

Я не говорил ему, что хожу к учителю, отчасти потому, что учитель не любил, когда кто-то знал, где он, а отчасти потому, что мистер Гоуд был учеником свами Рамы. Его гостеприимство распространялось на меня, потому что я долгое время был учеником его учителя. Я не хотел, чтобы он думал, что я просто использую его дом как удобную гостиницу, а сам хожу к другим учителям. Однако, когда он прямо спросил меня, что я делаю, я почувствовал, что должен рассказать ему это.

«Я встретил великого святого, – сказал я. – Я хожу на его даршан каждый день». Поскольку мы оба знали Мадху Сарафа с того времени, когда жили в Харидваре, я упомянул, что он тоже очень высокого мнения о нем.

Мистер Гоуд вовсе не был разочарован тем, что я посещал других учителей. «Ты должен привести его сюда, – сказал он. – Почему ты прячешь его для себя? Пожалуйста, скажи ему, что я лично приглашаю его к себе домой».

Я не думаю, что мистер Гоуд имел хоть малейшее представление о том, во что он впутывается, приглашая его к себе. Я думаю, он ожидал увидеть традиционного свами с типичной внешностью, рассуждающего о священных писаниях. Однако получил он нечто совершенно другое.

Учитель принял приглашение, и мы поехали туда вместе на машине, которую предоставил нам мистер Гоуд. Был вечер, и к нашему приезду приготовили чай. Присутствовали мистер и миссис Гоуд, а также брат и шурин мистера Гоуда.

После того как мистер и миссис Гоуд поговорили с учителем несколько минут, в разговор вступил шурин.

«Я атеист и социалист, – сказал он. – Я вообще не верю в религию. Это всё чушь и суеверия».

Учитель был очень вежлив с ним. «Так во что же вы верите?

Я не имею в виду ваши политические убеждения. Я спрашиваю „Кем или чем вы себя считаете? С чем вы отождествляете себя? Вы – это тело, которое я вижу перед собой, или что-то другое?“»

Шурин признал, что он не тело.

«Значит, вы ум или интеллект? – спросил учитель. – Или нечто выше этого, что просто использует их как инструменты?»

Шурин подумал какое-то время, а потом решил, что его истинная природа существует независимо от его ума и интеллекта. Затем учитель начал безжалостно задавать ему один за другим вопросы, которые явно были нацелены на то, чтобы подтолкнуть этого человека к переживанию того, что первично по отношению к интеллекту.

Я и в самом деле думал, что у него это получится, но в какой-то момент шурин остановился и сказал: «Может, это и правда, то, что вы говорите, но…»

Это было пределом того, чего он добился. Когда учитель работает с таким учеником, он не любит слышать слово «но». Оно означает сомнение, оно означает, что ум пытается отрицать опыт, который учитель старается дать.

Как бы то ни было, когда этот человек произнес слово «но», учитель ударил кулаком по столу прямо перед ним и взревел: «У тебя больше никогда не будет такого шанса за тысячу жизней! Это твой единственный шанс, и ты отвергаешь его!»

В комнате повисла тишина. Все члены семейства Гоуд смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше. Они пригласили этого человека, думая, что он что-то вроде набожного пандита, а он отплатил им за гостеприимство, наорав на одного из них, и очевидно, без всякой причины. Мы допили чай в молчании, и через несколько минут уже сидели в их машине и ехали домой.

Учитель не произнес ни слова с момента его вспышки в доме Гоудов, но, когда мы были примерно на полпути домой, он повернулся ко мне и спросил: «Как ты думаешь, им понравилось это чаепитие?» Затем он расхохотался и продолжал посмеиваться и хихикать, пока машина не остановилась у дома Шивани. Когда я вернулся к Гоудам, чтобы посмотреть, как они приняли это, я обнаружил, что они не хотят говорить об этом визите. Имя учителя больше никогда не упоминалось, и в этот дом его больше не приглашали.

Я продолжал жить там. Они, похоже, не винили меня за вспышку учителя. Несколько дней спустя у меня было интересное переживание, когда я молча сидел в саду мистера Гоуда. Это был красивый цветущий оазис посреди города, полный роз, деревьев и белок. Когда я сидел там, ощущая безмолвие и пустоту, я внезапно обнаружил, что могу общаться с птицами и деревьями вокруг меня. Глядя на них, я понимал все их мысли и чувства, и я обнаружил, что могу даже передавать им свои мысли, точно зная, что они меня понимают. Это было чудесное открытие, которое заставило меня пережить свое единство с окружающей природой.