Гу Ру - Исповедь мертвеца: Бессмертие, или Правда о Смерти

Безмерно благодарен я судьбе,
За то, что средь людей мне быть в беде.
Весь мир – животное несёт в себе обличье,
Но только разум выделяет нас в среде.

Земле угодно – послужи же Богу.
В нагрузку ум? Так разум облегчит
Ненужную печаль, как и тревогу,
Превратен жизни вкус – судьба горчит.

И невдомёк, что было и что будет,
Не грянет гром, пока зарница не блеснёт,
В нас, нужным днём, ненужное убудет,
Когда судьба в свои права войдёт.

И мерит одинаковою скорбью,
Немереную силу, человек,
Теснит нагрузка жизни, лишь любовью,
Измерит рок судьбы усталость век.

Кто в жизни жил, не попирая Божьих прав,
Дотронувшись до Бога, был лишь прав.

Мне упрощать, сей жизни, смысл не стоит,
Бессмысленна в ней только лишь печаль,
Когда ваш разум суть души удвоит,
Ушедшего уже не будет жаль.

Я лишь единожды душе своей солгал,
Когда судьбу на выбор примерял,
Всех душ одно лобзает счастье,
Ведь с рождения, – душа судьбе дарует идеал.

Сомкни заботу век – ты временем не властен,
Собою необъятное объять.
Ты просто человек и этим ты прекрасен,
И Бог даёт лишь то, что волен снова взять.

Мне любовью жизнь дала испытать судьбы успех,
Сколько лет судьба врала,
Мне, даря лишь только грех,
Нет на свете больше блага —
Из души извлечь благое,
Как и нет на свете доли, чтобы быть умнее всех.

Любовь! Все держится на ней.
И все секреты нам откроют —
Засовы запертых дверей.
Несбыточных желаний у нашей жизни верно нет.
Любовь настолько вымучит вопрос,
Насколько исстрадается ответ.

Пока мы бережём в себе святыню родных людей,
Живут они счастливо в небесах,
Лишь отвернёмся мы от них,
Как память, так и имя наше,
Узнает боль на их устах.
И Бог им будет верен лишь тогда,
Когда, немыслимым доверием, озолотим свои сердца,
Когда и наш черед придёт, – стучаться в двери Господние,
За нас молиться будет, как никогда,
В любви и верности хранимая душа.

Когда я начал было уж сдаваться,
Поверив в то, что проклят я богами,
Ты вразумила меня райскими стихами,
И понял я, – что вечно, то не может отниматься.

Когда уход к Всевышнему ты жаждешь, как награды.
Когда земною жизнью уж не живёшь, как принято, как надо.
Когда весь смысл жизни ушёл за те границы,
Что не доступны нам, но там родные лица.
Как сложен и прекрасен мир Твой, Господи!
Тебе творить, а нам дивиться.

Есть поэты, которым не дано всё ксерить с головы,
Они стреляют мыслями судьбы,
Лишённые тепла любви, как крова,
Им жить на этом свете не с руки.

И примет боль сознанье, как расплату,
Когда и жизнь уже грех, любовь —
Предтеча этого греха,
Ну а судьба, рифмованной картечью,
Всё успокоит, в чём горит душа.

Иные критики, мой пыл, ругая, скажут, —
Бред несёт мол, сорванец,
В бреду том яда сладостный венец,
Ромео этим ядом отравился,
Отелло – интрижки строгий покупатель,
В бреду, любви, со смертью помирился.

Я ж этот бред взвалил на плечи и несу,
И легкого в своей судьбе не жду,
Благочестивее с огнём уйти в руках,
Чем душу от огня повергнуть в прах.

Жизнь – бездонное дно,
Ты влачишь её камушком бездности,
Что ж судить, коль не так повезло, —
Жить убого иль радостно в бедности?…

Что ж с того, что не знал
Всех обрядов её всемогущества,
Ты с того и рыдал,
Что познал то, с чего жизнь рушится.

Не в обломках печаль,
На обломках – покой новой радости,
Не увидит ту даль,
Кто не жил жизнь в лишениях и в тягостях.

В той дали нет страстей,
Что дают в этой жизни могущество,
Но та жизнь – умнее,
Там не плоть, а душа – верх имущества.

Заманчив мир, в котором пленник страсти,
Убогостью вживается в мечту,
Лелеет он души кусочек счастья,
У тела отнимая – не могу.

Используя земные постулаты,
Он не скорбит о теле – как же жить,
Тому, кто лишь невидимым богатый,
К чему взывать, не зная, что просить.

Всю суть судьбы не одолеть истомой,
Она дана, лишь, чтобы путь начать,
Как перед дерзкой и рискованной игрою,
В сомнениях глупо руки умывать.

Как может мать жить, видя умерщвлённое дитя,
Как жить, когда все отняты ресурсы,
Как жить, когда дышать уже нельзя,
Когда не чувствуешь ни запаха, ни вкуса.

Как замолчать, когда три голоса в душе
Поют о нарастающей тревоге,
Тревога эта – счастье в нагише,
Что в смерти ищет выход на дорогу.

Дорогу жизни, где воздастся дань
Всему, что в жизни жертвовало многим,
Отн я тое – перемещает грань,
В любви, у о тнятого, прибавляя Бога.

Покуда рок, небесной благодатью,
Мне не открылся, был я возмущён,
Той дерзостью, что непреклонной страстью
Покоится в сердцах, – я был влюблён.

Когда б любовь на всё права имела,
Неужто был бы скуден мой удел,
Я полюбил незнаючи, но смело
Ту сущность, что дарует всем предел,
Своих возможностей вкусить благую славу
И вынести наружу жизни дух,
Я полюбил, но по какому праву
Дано мне мерить, быстротечным, сердца слух.

А сердце ли командует любовью,
Когда и на него наложен тусклый свет, —
Все чувства обливать багровой кровью
И жизнь мерить тем, чего уж нет.

Но видно зрение человека столь жестоко,
Что только сердце видит те врата,
Где гибнет всё, но гибнет всё до срока,
Чтоб вновь ожив, вновь мерить чудеса.

Придирчивых начал – святое право, —
Изведать дух, чтоб им же жить в душе,
Взять жизнь ошибкой, но душой остаться правым,
Других счастливить, чтобы счастьем жить в себе.

На каждый выбор нам положен страх,
Возможно, ли предугадать стечение
Всех радостей и горестей в сердцах,
Когда и сердцу лишь дано плыть по течению.

Как тень ненужную природа сотворила,
Над опытом сомнительных идей,
Так очи в себя истину влюбили,
Забыв, что истина – мать неземных идей.

И непонятным показалось время,
Покрывшись зеркалом судьбы, над суетой
Земных страстей, обуглив бремя,
Оно запуталось в своих сетях, с лихвой.