Дмитрий Жуков - «Оккультный Рейх». Главный миф XX века

Допрос связан с применением опытов над заключенными концентрационных лагерей. Зиверс не упоминает ни Шамбалу, ни Асгарт, не употребляет ни одного мистического термина. Имя Хильшера действительно звучит, но вот в каком контексте. Когда представитель обвинения от Великобритании Джонс уличает Зиверса в причастности к медицинским экспериментам, тот признается, что он «вступил в конфликт со своей совестью», и изъявляет желание сделать особое заявление, чтобы «лично оправдаться» 458. После этого Зиверс говорит, что вступил в партию и СС как видный член движения Сопротивления, от которого получил задание. Пост в «Наследии предков» давал ему возможность «вести подпольную борьбу против нацистской системы». Здесь он и упоминает Хильшера, который был арестован в связи с событиями 20 июля 1944 года. Далее он довольно пространно пытается доказать свое несогласие с методами работы в лагерях. Лишь после этого (а вовсе не резко) Джонс прерывает его для того, чтобы задать вопросы по существу.

Воробьевский ошибочно полагает, что Зиверса судили вместе с главными военными преступниками («Нюрнбергский трибунал приговорил его, обыкновенного полковника, к смертной казни наряду с главарями Рейха» 459). Хотя, наверное, даже ребенку известно, что на указанном процессе никакого Зиверса не судили. Председатель «Аненербе» был, повторим, свидетелем. Его действительно приговорили к смертной казни, но это случилось в 1947 году на процессе Американского военного трибунала по делу нацистских медиков.

После войны Хильшер подтвердил, что Вольфрам Зиверс был одной из фигур, помогавших Сопротивлению: он снабжал Хильшера информацией о деятельности СС, выписывал фальшивые паспорта и пропуска, организовывал фиктивные официальные поездки, финансировал деятельность группы Хильшера из бюджета «Аненербе». К примеру, Зиверс выдал Хильшеру служебный паспорт руководителя личной службы штаба рейхсфюрера СС. Хильшер пишет, что подобные агенты «прекрасно сознавали, что, если их деятельность будет раскрыта, их высокое положение только усугубит все дело, и их наказание будет ужасным, и одновременно в лагере союзников их посты принесут им только вред, так как там их примут за убежденных нацистов» 460.

В случае с Зиверсом так и получилось. Александр Дугин замечает: «Кажется удивительным тот факт, что одна из ключевых фигур в антигитлеровском подполье — Вольфрам Зиверс, рисковавший всем, чтобы спасти от нацистских преследований многих выдающихся деятелей, в том числе еврейско-хасидского философа Мартина Бубера (который, кстати, был близким другом Хильшера), был жестоко казнен как „военный преступник“… Хильшер и Зиверс были продолжателями ариософской традиции, отношения которой с национал-социализмом были очень сложными. Формально Зиверсу вменили в вину, что тот якобы отправил сумасшедшему нацистскому ученому доктору Хирту группу заключенных из концлагеря для „гомицида в научных целях и для измерения черепов“. Вся история представляется крайне странной, так как для измерения черепов людей совсем не обязательно убивать, и вместе с тем концлагеря могли предоставить сколько угодно готовых черепов» 461.

Факт причастности Зиверса к движению Сопротивления, как ни странно, подвергает сомнению Андрей Васильченко. Впрочем, его собственная версия выглядит абсолютно натянутой и сумбурной. Исследователь выстраивает малоправдоподобную конструкцию, согласно которой Зиверс «пришел в „Аненербе“ восторженным романтиком с идеалистическими представлениями о будущей элите Германии» и «открытым, не определившимся с жизненными ориентирами юношей». Однако затем он почему-то «стал меняться», превратился в «холодного эсэсовского технократа», «расчетливого функционера», который руководствовался «лишь своим ненасытным честолюбием». Все эти домыслы и умопостроения фактически опровергает и сам Васильченко, когда приводит конкретные факты: «На защиту Зиверса (на процессе медиков. — Д. Ж .) добровольно пришло множество уважаемых людей, которые свидетельствовали в его пользу»; «после освобождения Хильшера (19 декабря 1944 года. — Д. Ж .) Зиверс вернул его в состав „Аненербе“, и тот проработал в отделе новостей исследовательского общества (этот отдел почти полностью состоял из людей, оппозиционно настроенных в отношении режима)» 462. По мнению автора, люди из кружка Хильшера сознательно сфабриковали легенду об участии секретаря «Аненербе» в движении Сопротивления. Однако исследователь не объясняет, с какой целью им это понадобилось. Другими словами, выводы Васильченко в отношении Зиверса совершенно надуманны.

Вернемся к довоенному периоду развития «Аненербе». К концу 1930-х годов общество состояло из трех управлений (Административного, Хозяйственного и Научных исследований) и более двух десятков институтов, отделов и отделений, охватывавших широчайшую область научных знаний от археологии и лингвистики до биологии и генетики. Археологическими раскопками, в частности, занимались доктор Рольф Хене (он искал в области Кведлинбурга останки Генриха Птицелова), профессор Ганс Шлиф (проводил раскопки в Тевтобургском лесу, где в IX веке германцы разбили римские легионы), профессор Герберт Янкун (обнаружил следы викингов в Шлезвиге). «Аненербе» организовало множество экспедиций в Австрии, Хорватии, Чехословакии, Греции, Польше, Сербии и южной России. Учебно-исследовательский отдел по Центральной Азии в 1938–1939 годах организовал три экспедиции в Тибет (ими руководил штурмбаннфюрер доктор Эрнст Шефер, которого Зиверс на допросе назвал «искателем приключений»), для того чтобы сделать открытия в области альпинизма и этнологии. Не надо даже говорить о том, что согласно фантастическим толкованиям эпигонов оккультной теории эти экспедиции искали Шамбалу и контакты с таинственными «Высшими Неизвестными».

Во время Второй мировой войны немецкая наука не была полностью поставлена на военную службу, но ученые, которые хотели получить хорошее финансирование, в большинстве случаев вынуждены были посвятить себя прикладным исследованиям на пользу армии. Все это относится и к «Аненербе». Рейхсфюрер начал ориентировать исследователей «Аненербе» на цели, имевшие военный (или околовоенный) характер еще в 1938 году. Даже такие, казалось бы, отвлеченные научные отрасли, как археология и антропология, были призваны дать научную поддержку немецким территориальным притязаниям на Востоке.

Помимо традиционных для «Аненербе» изысканий в области древней истории, в годы войны общество плотно занималось медицинскими исследованиями, а также техническими дисциплинами, имевшими военно-прикладное значение. Кроме этого, перед «Наследием предков» была поставлена задача мировоззренческого контроля над научными и интеллектуальными кругами оккупированной Европы.