Сергей Тухолка - Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV–XVII веках

Небрежность в исполнении обязанностей или слишком большая набожность были одинаково подозрительны.

Вообще же женщины считались более склонными к колдовству, чем мужчины.

Между другими причинами Шпренгер объясняет это тем, что женщины чувственнее и лживее, нежели мужчины, ибо, говорит он, женщина была создана из ребра человека, а так как ребро это было кривое, то женщина склонна ко лжи. И затем, он прибавляет, что слово Femina (женщина) происходит от слов fe (по-испански «вера») и minus («менее»), что явно-де указывает на её меньшую твердость в вере.

Если одна женщина скажет другой: «смотри у меня» или «ты за это поплатишься», или что-нибудь в этом роде, то она уже достойна подозрения; но если после этого у второй женщины случится какое-нибудь несчастье (болезнь её или семейных, смерть домашнего животного, или уменьшение молока у коровы), то доказательство колдовства налицо.

Если женщина тронет ребенка или корову, она – подозрительна, но если те заболеют, то она колдунья.

Если она долго гуляет по берегу озера или реки, то это подозрительно, но если вскоре после этого будет град или дождь, то виновность её – несомненна.

Привязанность к собаке и её ласки тоже подозрительны. Так, современники утверждали, что черная собака, всюду следовавшая за Корнелием Агриппой, была самим дьяволом.

Но держать у себя черную кошку было, понятно, еще опаснее, ибо всякому известно, что это любимое животное колдуний.

Согласно демонологам, для осуждения колдуньи достаточно малейшего подозрения. Так как колдовство совершается ночью и втайне, то по отношению к нему обыкновенная процедура – неприменима, говорить de Lancre, a Дель-Рио поясняет, что несправедливо добиваться очевидности в преступлении, самый характер коего не допускает её.

De Lancre признает, что при таких условиях иногда можно осудить и невинного, но, по его мнению, это не имеет значения в сравнении с освобождением хотя бы одного колдуна, который потом-де совратит или повергнет в несчастие сотни людей.

К тому же демонологи считали себя орудиями Бога, и потому Бог сам-де уже разберется в том, кто из сожженных виновен или нет, при чем невинные будут вознаграждены райским блаженством.

Хотя свидетели, как мы видим, не были обязательны в процессе о колдовстве, но судьи все-таки охотно к пим прибегали.

Шпренгер советует иметь не менее трех свидетелей, но он весьма нетребователен по отношению к их характеру. В делах о колдовстве все принимаются в свидетели: и родственники, и слуги, и преступники, и далее отлученные от церкви, но при одном условии – если они показывают против, а не за обвиняемого.

Кроме того не рекомендуется допрашивать свидетелей перед обвиняемой (разве только они сами этого пожелают). Вообще же не следует сообщать колдунье даже имен лиц, показывающих против нее, ибо она может отомстить им.

Обвиняемая не имеет права выбирать себе адвоката, но судья может назначить ей такового. Однако Шпренгер советует воздерживаться от этого, особенно молодым и неопытным судьям, объясняя это тем, что адвокат легко может смутить их своими доводами.

Одним словом, в этих процессах делалось все, чтобы отнять у обвиняемых всякую возможность оправдаться, и чтобы побудить судью непременно высказаться за осуждение.

Шпренгер предостерегает судей и против жалости к обвиняемым. Колдунью, говорит он, надо всегда вводить в залу суда спиной к судьям, ибо «если она первая взглянет в глаза судьи, то, вследствие ее чар, сердце судьи проникается жалостью и он не находит в ней никакой вины. Но если судья запасется освященной солью и сделает знамение креста, то, мужественно действуя против колдуньи, он может надеяться сломить силу змея»!

В своих пытках инквизиторы были весьма изобретательны, и видя, с какой жестокостью они мучили несчастных женщин и с какими хитростями старались вырвать у них признание – можно думать, что именно они, а не их жертвы, были слугами и помощниками дьявола.

Еще до пытки колдунью обыкновенно подвергали мучительной операции отыскания стигмата дьявола.

По общему верованию, на шабаше дьявол касался каждого вновь прибывшего, при чем место прикосновения дьявола делалось нечувствительным к боли.

Для отыскания этого стигмата патенту завязывали глаза и вонзали ему в голое тело длинные иглы. Если он не чувствовал укола, то стигмат считался найденным, и обвиняемый был потерян. По словам демонологов это был самый верный признак колдовства.

Иногда судьи, дабы вернее погубить обвиняемого, прибегали к хитростям и только для вида касались его, не втыкая иголку в тело; но иногда у обвиняемых и действительно бывала местная анестезия, тем более, что многие женщины, арестованные за колдовство, были суеверны и истеричны.

Перед ниткой колдунью обыкновенно донага раздевали и тщательно состригали на ее теле все волосы, дабы легче найти так называемый талисман молчания, т. е, кусочек бумаги с какой-нибудь надписью.

Демонологи утверждали, что пока колдунья имеет на себе этот талисман, она – нечувствительна к мучениям и никогда не сделает признания.

Некоторые женщины, которые и сами считали себя колдуньями, действительно запасались такими талисманами и, возможно, что, благодаря самовнушению, иногда они не чувствовали боли.

Наиболее употребительные пытки были следующие.

1) Эстрапада , или дыбả . Пациенту закручивали руки назад и, привязав их к веревке, на блоке поднимали его на воздух. Так как вся тяжесть тела падала па руки, то часто последние выскакивали из суставов и по окончании пытки их приходилось вправлять на место.

Для увеличения мучений к ногам пытаемого подвязывали тяжести, или встряхивали веревку, сначала подтянув её кверху, а потом разом отпуская её. На веревке пытаемого держали до получаса и более.

Иногда его стегали при этом бичами или жгли под ногами угли и серу.

2) Пытка водой. Пациента раскладывали на спине и, крепко привязав его и раскрыв его рот, вливали в него при обыкновенной пытке четыре пинты, а при чрезвычайной – восемь пинт воды. Живот пытаемого вздувался и мучения были невыносимы.

3) Испанские сапоги (brodequins). Пациенту крепко стискивали ноги между досками и вбивали между ногами и досками клинья, при обыкновенной пытке четыре, а при чрезвычайной восемь. Эти клинья не только сдирали кожу с ног, но иногда раздробляли и кость. Другой род brodequins были сапоги из дерева, которые сжимались на винте и страшно жали ноги.

4) Напалечники (poucettes) железные напалечники, которые надевали на большой палец и с помощью винта всё более сжимали их, доводя пытку иногда до раздробления кости пальца.