Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

К тому времени, когда Юджи оказался в нашем городе на обратном пути в Европу, я уже ждал встречи с ним. У меня нигде не было ничего своего. У меня оставался только он. Я перешагнул порог отеля, и все мои страхи и беспокойства исчезли. Он был искривлением пространства, жизненной энергией, втягивавшей меня внутрь или выталкивавшей наружу независимо от меня. Я был в месте, где все заботы отваливались сами собой, он был единственным, что было важно. Всё держалось на нём.

«Человек не может стать человеком до тех пор, пока он следует за кем-то».

Лето 2005 года началось спокойно, рутина была всё той же с сопутствующими ей радостями и горестями. Йогиня нашла мне квартиру неподалёку от аэропорта Саанен: первый этаж с видом на стену из камней, пересекающую взлётно-посадочную полосу. Чем дольше я находился рядом с Юджи, тем тяжелее мне становилось. Когда я встретил его впервые, я всё ещё игрался с идеей целибата. Потом я встретил её. Я хотел не хотеть её, но она постоянно была рядом изо дня в день, а желание избежать его хирургического вмешательства только усугубляло ситуацию. Я всё время сражался сам с собой. Это лекарство, как любое сильное лекарство, было ужасным на вкус. И не важно, что она при этом делала. Мне постоянно хотелось обвинять её во всём, но на самом деле это была моя проблема. Кто знает, что бы произошло, если бы я был с ней откровенным. Не имеет значения, потому что я не был. И страдал за это.

В тот момент я радовался, что у меня есть место, в котором я мог укрыться, и я проводил много времени в шале аэропорта, спасаясь от жары, занимаясь рисованием или письмом. Я решил начать писать книгу, потому что он продолжал говорить о ней. Это был хороший повод для оправдания своего отсутствия.

К счастью, подвернулась работа в Базеле. Я страшно обрадовался возможности исчезнуть на некоторое время и занять себя делом. Рано утром по дороге на железнодорожный вокзал я зашёл к нему попрощаться. Такие встречи один на один всегда проходили очень мило.

Я постучал в дверь.

— Войдите.

— Доброе утро, Юджи.

— А, доброе утро. Ты уезжаешь сегодня.

— Да. Пора подзаработать немного денег.

Он спросил, что именно я собираюсь делать в Базеле, и после небольшого традиционного обмена фразами перешёл к теме своей «катастрофы». Он подчеркнул, что это случилось, потому что религиозные истории были исторгнуты из его системы.

— Весь этот религиозный мусор блокирует твою красоту, твою индивидуальность.

Я редко слышал, чтобы он употреблял слово «красота». Затем он сказал рассеянно:

— Я не понимаю, почему люди несут ко мне свои личные проблемы.

Я кишел личными проблемами, но никогда ни о чём его не спрашивал. Я осознал, что не могу вести себя иначе, чем так, как веду себя. Всё вокруг него разыгрывалось именно таким образом, каким и должно было быть. Затем он вспомнил, как у него случился секс на одну ночь с дамой из Техаса, после которой, как он говорил, его сексуальная жизнь закончилась. Улыбаясь сам себе, он сказал, что провёл с ней три дня. «Выдающаяся женщина», — произнёс он задумчиво. После этого он рассказал о своей реакции на женскую грудь.

— Поразительно, как физическая проекция притягивает внимание и тут же исчезает. У меня не было секса более пятидесяти лет! Я никогда не мог предположить, что такое может случиться! Я никогда этого не выбирал!

Казалось, он до сих пор удивлялся своему состоянию. Несомненно, эта тема возникла в нём как отклик на мою внутреннюю борьбу.

Ещё раз спросив, когда я собираюсь вернуться, он попрощался со мной, и я ушёл.

По приезде из Базеля я обнаружил, что практически ничего не изменилось — всё шло своим ходом. Затем однажды утром я пришёл, а его не было. Странно, он никогда не опаздывал. Похоже, он позвал к себе доктора Линна на «конференцию» в «Кабану». Затем нам позвонили. Он снова упал. Повредил ногу, но не позволял доктору Линну осмотреть его.

Неизбежное случилось.

«Существует такая вещь, как процесс старения». Меня вызвали к нему.

Когда я открыл дверь, он сидел в кресле, улыбаясь почти робко. Посмотрев на меня, он словно споткнулся, тут же взял себя в руки и начал шутить, чтобы скрыть серьёзность ситуации. Линн, расслабленно, как обычно, сидел рядом с ним на диване, но что-то в нём изменилось.

— Посмотри, кто здесь, Юджи!

Лёгкая улыбка Линна принесла облегчение, но за радостным приветствием я услышал серьёзные нотки. Юджи тут же начал обвинять меня в своём падении.

— Посмотри, что ты со мной сделал! Я упал прошлой ночью, и мне пришлось ползти к этому стулу! Это ты виноват!

— Извини, Юджи, но ты совсем отбился от рук. Я должен был что-то предпринять.

Затем он ясно дал понять, зачем меня вызвали. Он всегда шутил по поводу созданного им «фонда роботов». Он говорил, что в старости собирается купить механизм, который бы ухаживал за ним, чтобы не зависеть от благодетелей, которые будут вскарабкиваться на духовные вершины за его счёт.

— Видишь, эти японцы ещё не разработали таких роботов, поэтому я должен просить тебя помочь мне.

— Чем смогу, Юджи. Я свободен.

— Очень мило с твоей стороны.

Он описал, как упал ночью, пытаясь встать с кровати, и как ему потом пришлось ползти к телефону.

— Похоже, мне теперь, чтобы перемещаться, некоторое время будет требоваться твоя помощь.

На тот момент я был самым подходящим роботом. Вероятно, отсутствие медицинского образования сделало меня таковым. Профессиональная медицинская помощь отвергалась с порога. Возможно, он не хотел, чтобы его друзья упали замертво в попытках вылечить его!

Из той картины, что по кусочкам воссоздал доктор Линн, получалось, что Юджи потянул мышцы паха — этим часто страдают спортсмены и пожилые люди. Любая попытка двинуть ногой вызывала у него сильнейшую боль, но нога, кажется, не была сломана. Если бы она была сломана, боль не отпускала бы и в состоянии покоя. На тот момент физическое взаимодействие, которое имело место в наших с Юджи отношениях, как раз играло на руку. Оно словно специально существовало для того, чтобы подготовить меня для выполнения этой задачи. О больнице и речи не могло быть: он бы никогда не позволил медицинским технологиям вмешаться в деятельность его тела. Ни за что. К тому времени Йогиня стала такой переменчивой, что я каждый день переживал серьёзные потрясения. Мы могли пойти на прогулку, замечательно болтать, и вдруг она, как гром среди ясного неба, неожиданно говорила что-то такое жестокое или низкое, что меня начинало тошнить. Почему у нас было всё так тяжело? С течением времени ситуация становилась всё более кривой и сложной. Я звонил друзьям в Штаты, пытаясь разобраться, что мне делать. Уехать? Остаться? Я мечтал о том, чтобы на какое-то время сбежать в Непал. Или в Орегон. Я не был ни там, ни там. В любом месте трава мне казалась зеленее, чем в долине Саанена. Самое мучительное в наших отношениях было то, что когда я отдалялся, она приближалась, когда я приближался, она отдалялась. Этот манёвр мне был слишком хорошо известен — я сам практиковал его всю жизнь.