Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Теперь же, в связи со сложившейся ситуацией, я снова оказался в самой гуще событий. На этот раз он, кажется, действительно нуждался во мне. Конечно, если бы не было меня, кто-то другой выполнял бы мои функции.

Когда «медицинская конференция» была закончена, всем остальным было разрешено прийти. Очень скоро крошечная квартирка заполнилась людьми, а также мухами, налетевшими с навозной кучи, наваленной на скотном дворе по соседству. Мухи роились и вынуждали людей постоянно отмахиваться или прихлопывать их. Юджи никогда не бил мух. Одно дело призывать Джорджа Буша стереть человечество с лица земли, и совсем другое дело мухи, тараканы, клопы и комары. Он кричал на мух, обзывал их: «Эй, ублюдок! Что тебе надо?», махал на них рукой, ругался на них: «Эй! Иди отсюда!» Но если кто-нибудь хотел прибить муху, он напоминал: «У них точно такое же право быть здесь, как и у вас».

Очень скоро в комнате стало не продохнуть от мух и людей. Он снова взялся за своё, магазин открылся:

— Если я никогда больше не встану с этого кресла — мне плевать! Думаете, мне не плевать? Мне никогда не бывает скучно. Если вам скучно, можете уйти в любой момент.

Он поддразнивал людей, беспокоившихся о его здоровье. Народ нервничал, рассуждал о том, что произошло и как скоро он сможет поправиться. Это то? На главный вопрос, сможет или не сможет он ходить, ни у кого не было ответа. Вне дома интенсивно обсуждались варианты возможной помощи. А он сидел в комнате, посреди бури, и подшучивал над своей ситуацией. Моя работа на тот момент заключалась в том, чтобы подтягивать его на кресле вверх: его шёлковая пижама была настолько скользкой, что он то и дело съезжал, и мне приходилось приподнимать его каждые несколько минут. Я занял позицию за креслом.

— Эй! Ублюдок! Подтяни меня!

Когда я наклонился, он шлёпнул меня по голове:

— Ты плохой!

Эта канитель продолжалась до тех пор, пока были зрители. Он бил и щипал меня везде, где только мог достать. Я несколько занервничал, когда он плеснул в меня водой, в то время как я сидел рядом с телевизионным кабелем и лампой. Несмотря на жару и духоту в комнате, он не позволял включать вентиляторы.

— Тело не заботят жара и холод. Вы все — умственно больные люди.

Его тело было всегда прохладным.

Как только выдался шанс, я поговорил с доктором Линном за пределами квартиры. Он сказал, что восстановление может занять месяцы. Практически любое движение ногой грозило ему обмороком. Мысль о том, что я застрял там на неопределённый период, не прибавила мне оптимизма. Получалось, что я был привязан к нему весь день: мне нужно было то отвести его в туалет, то одеть, то подтянуть в кресле — и так без конца. Я оказался в неловком положении, так глубоко вторгшись в его частную жизнь. Единственное, что мне оставалось, — играть роль робота.

В то утро он сказал:

— Я снова начал думать так, как раньше — до «катастрофы». Я снова думал, как вы, люди. Я думал о том, что делать с деньгами на моих счетах. Я не хочу, чтобы они достались банку. Я собираюсь написать завещание.

Раньше он говорил, что никогда не станет писать завещание и включать «ожидание смерти». Он всегда готовился к неизбежному, он «был готов уйти» в любой момент. Он просто не хотел зависеть от заботы таких ублюдков, как я! Эллен Кристал работала нотариусом в государственной нотариальной конторе Нью-Йорка, поэтому она могла заверить завещание. Всё должно было быть оформлено в соответствии с законами Швейцарии. Юджи, гражданин Индии, писал завещание в Швейцарии, которое заверял американский нотариус. Его друг-юрист, приехавший из Калифорнии, тоже подключился к этому нелёгкому занятию.

— Я всегда следую правилам, даже если они нелепые. Швейцарские законы изменились, и я должен измениться вместе с изменившимся временем.

В Швейцарии вступили в силу новые законы, касающиеся счётов иностранных граждан. К тому времени у Юджи на его кредитном счёте было около миллиона американских долларов. Он напомнил нам, как Йогиня «заставила» его дать определённую сумму денег его праправнучке. Теперь ему нужно было найти ещё девочек, чтобы отделаться от остальной суммы.

Весь первый день только и было разговоров, что о завещании и деньгах, и когда день наконец закончился, я впервые остался с ним наедине на ночь.

Когда все ушли, я закрыл дверь и тихо сел на диван. Я ждал указаний, готовый делать всё, что потребуется. Он молчал и словно не замечал моего присутствия в комнате. Шоу закончилось. Он тихо сидел в кресле, и только часы тикали всё громче и громче. Кроме этого тиканья да гула осушителя воздуха, в квартире не было абсолютно никаких звуков. Через несколько минут я встал:

— Я буду убирать.

— Да, да, давай.

В течение следующего получаса я был занят тем, что пылесосил пол, поправлял ковры, выливал воду из осушителя и менял воду в чашке.

В ту ночь мне стало ясно, что для человека, который говорил: «Никакого магазина! Никаких товаров на продажу», магазин всё-таки существовал, и когда люди уходили, он закрывался. Веки опустились на глаза, и они стали пустыми, как пустое здание. Он отсутствовал для всех намерений и всех целей. Что он продавал — сказать трудно. Но что бы то ни было, он отдавал это даром, посвящая себя своим друзьям. Если вам настолько повезло, что вы были его другом, то эта дружба была из тех, что длятся вечно и объемлют вас целиком и полностью. Вы становились его проектом: ваша жизнь, карьера, личная жизнь — всё подпадало под его влияние. Во всём, что вы позволяли ему, он заботился о вас с максимальной эффективностью. При этом если вы сидели рядом с ним, ему удавалось скрыть своё отношение за критичным поведением. Быть его другом означало быть в его власти. Это было нелегко, но факты моей жизни, с тех пор как я встретился с ним, свидетельствовали о богатстве этого дара. Если не брать в расчёт эмоциональные страдания (а какой рассказ может обойтись без них?), приобретения любого мгновения, проведённого рядом с ним, намного перевешивали любые горести. Эмоциональная боль похожа на толстые слои старой краски, которую снимают с куска дерева, обнажая его естественную красоту.

В момент, когда все ушли, моя роль клоуна сменилась ролью няньки, домработницы и повара. Мы общались друг с другом сухим механическим тоном. Ничего другого я и не ждал. Я был там, чтобы выполнять работу, а не беспокоить его пустыми разговорами, и меня это устраивало. Я знал, что временами мой ум будет испытывать дискомфорт и мысли поскачут во все стороны, поэтому я старался занять себя чем угодно, а когда делать было совсем нечего, просто закрывал рот и сидел рядом с ним на диване, ожидая указаний. Мне постоянно приходилось быть начеку, поскольку я не знал наверняка, чего он от меня хочет или не хочет.