Иан Мюррей - Забытый Сперджен

Без сомнения, Сперджен четко понимал, что кальвинизм и арминианство — совершенно различные богословские системы. Он видел, что их отличие заключается не только в том, что они придают разное значение разным учениям. С его точки зрения, суть арминианства заключалась не в том, что в этом учении придавало большое значение человеческой ответственности. Ведь он сам, как никто другой, подчеркивал реальность ответственности человека 77. Он был твердо убежден, что библейское учение не позволяет объединить кальвинизм и арминианство в одно. Он едва сохранял терпение, когда видел, что люди смешивают эти два учения: «Не думайте, — говорит он, — что принесете пользу людям, если будете в своем учении непоследовательны. Некоторые проповедуют кальвинизм всю первую часть своей проповеди, но оканчивают ее арминианством, так как думают, что в этом случае их проповедь принесет больше плодов. Сомнительная польза! Человек не может помочь другим заблуждением, если он не может быть полезен им истиной. Чистое учение Божье полезно само по себе — чтобы проповедовать его грешникам, не надо примешивать к нему ереси» 78. Проблема заключается в том, что между двумя системами есть коренные различия, которые невозможно убрать. Столкнувшись с ними, человек должен решить для себя, какое из них истинно.

Сформулируем здесь некоторые различия этих учений:

Существует ли предвечный замысел искупления, которым Бог определил спасти через Христа определенных людей — Своих избранных?

Предусматривает ли этот замысел, что человек даром получит все необходимое для спасения или же спасение обусловлено тем, примет ли его сам человек?

Гарантировал ли Христос Своей смертью, что искупление получат все, на кого распространяется Его заместительная жертва?

Возрождая грешников, исполняет ли Святой Дух полностью замысел Отца по спасению избранных и делает ли реальностью искупление Христа для всех них?

Можно ли оказать сопротивление возрождающему действию Духа?

Вера и покаяние являются результатом или причиной возрождения?

Кто-то, возможно, возразит против самой формулировки подобных вопросов. Короткий символ веры современного евангельского христианства, в отличие от реформатских вероисповеданий ХVI и ХVII веков, ничего не говорит по этому поводу, потому что сегодня считается, что это неважно. В наши дни евангельские христиане, как правило, отказываются от четких формулировок, их устраивают двусмысленные определения. Нынешние христиане полагают, что, поскольку такие определения помогают сохранить единство церкви, значит, они более библейские и духовные. Поэтому не удивительно, что в такой атмосфере духовного тумана мысль о том, что человек может быть одновременно и арминианином, и кальвинистом стала весьма распространенной. Уильям Каннингэм с обычной для него четкостью справедливо отмечает, что изучение исторических споров по этим вопросам «однозначно доказывает, что между основными положениями августинианского (кальвинистского) богословия и пелагианского (арминианского) можно провести четкую грань, что истинный status quaestionis в этом споре может быть легко и точно установлен, что рано или поздно в результате сравнения этих двух точек зрения наступает момент, когда каждый человек может и должен сказать или „да“, или „нет“, и, в соответствии с этим, считаться и называться кальвинистом или арминианином» 79.

Мы не будем здесь говорить, как Сперджен отвечал на вопросы, сформулированные выше (в любом случае его ответы будут очевидны из цитат его проповедей), а исследуем в двух последующих главах, почему он считал заблуждения арминианства столь вредными для церкви. Был ли он прав в своей доктринальной позиции; правильно ли поступал, критикуя современное ему протестантство? На эти вопросы можно ответить только при помощи Писания, но для каждого должно быть очевидно, что разобраться с арминианством — жизненно важно, поскольку ответ на вопрос, истинно ли оно, должен радикально повлиять на то, как мы оцениваем состояние современного евангельского христианства. Поэтому, исследуя причины, по которым Сперджен выступал против арминианства, мы не просто проведем раскопки некоего старинного богословского поля боя. Тот факт, что вопрос о том, что истинно, кальвинизм или арминианство, все еще остается спорным, доказывает, что ответить на него нужно, чтобы прояснить сложившуюся в церквах ситуацию.

Но прежде чем идти дальше, необходимо, дабы устранить возможные недоразумения, отметить следующее. Сперджен нападал на арминианство не потому, что считал, что арминианин не может быть христианином. Он верил, что человек может быть евангельским арминианином, подобно Джону Уэсли или Джону Флетчеру, и «выделяться своей святостью среди других христиан» 80; он знал, что человек может увериться в своем избрании и «возгордиться, как Люцифер», в то время как другие христиане, до конца не уверенные в избрании, могут вести смиренный и благочестивый образ жизни: «Мне и в голову не приходило, что на Сионе находятся только христиане-кальвинисты, что спастись могут только те, кто разделяет наши убеждения». Другими словами, Сперджен понимал (и нам тоже это крайне важно понять), что между заблуждениями и заблуждающимися людьми нужно проводить различие. Всех, кого любит Христос, и мы должны любить, и если забыть об этом принципе в ходе жаркой борьбы за учение, то можно разрушить единство церкви, которая есть Его Тело. Но, с другой стороны, необходимо проверять все человеческие верования; долг служителей — противостоять заблуждениям, даже если заблуждаются искренние и благочестивые верующие 81. Сперджен исходил именно из этих двух принципов, когда писал о Джоне Уэсли: «Хотя я и питаю отвращение ко многим учениям, которые он проповедовал, к нему как к человеку я испытываю благоговение, ничуть не в меньшей степени, чем его последователи». Сперджен подытожил свою позицию так: «Критикуя арминианство, мы не испытываем вражды к арминианам. Мы выступаем не против людей, а против их убеждений»82. В наш век благотворительности даже среди евангельских христиан бытует представление, что критика взглядов человека равноценна критике его личности в целом. Но это ошибка. Каждый из нас должен быть готов к тому, что наши взгляды будут проверены Писанием, и такую проверку мы не должны считать личным оскорблением. Слишком часто церковь двадцатого века поддавалась искушению (о котором Сперджен говорил столетие назад), осуждая всякий спор как «проявление сектантского духа». Сперджен утверждал, что спор приносит неизмеримую пользу, помогая церкви пробудиться от спячки:

«Я горжусь тем, что меня называют сектантом, хотя сектантство сегодня везде осуждают. Сектантом может быть любой христианин. Неважно, каких взглядов он придерживается: если он действительно ревностен, то непременно сектант. Успехов же сектантству! Пусть оно живет и процветает. Когда с ним будет покончено, то прощай благочестие! Когда каждый из нас перестанет отстаивать свои взгляды на истину, отстаивать твердо и страстно, тогда истина исчезнет с нашей земли и править будет одно заблуждение» 83.