Андреас Конанос - Лекарство от одиночества. Беседы о любви

А где она? Где эта любовь? Повторяю: я не сужу тебя. Я сужу себя, любви не имеющего. Я не имею любви. Я не прощаю. Я не открыт для людей. Я не могу смириться с тем, что другой так же, как и я, серьезный, искренний, замечательный и значимый человек. Я не могу принять того, что другой может сказать что-то более верное и справедливое, чем я. Мне трудно высоко оценить другого, другую инициативу, другое сообщество, другое движение, другое братство, другой монастырь.

Погляди, какие мы христиане в общении друг с другом! Ты спрашиваешь: «А ты кто? К какой компании ты принадлежишь? Ты с кем?» Это значит, что любви между нами нет. Так что же нас тогда объединяет? И кто нас объединяет? Христос или другое? Люди со стороны видят это и говорят нам об этом. А Господь сказал: «Поймете, что это Мои ученики, если имеют любовь». Где эта любовь между нами?

Ты помнишь, что сказал Ганди: «Мне очень нравится Христос, Его учение, но меня разочаровали христиане». Не потому, что христиане — люди со своими слабостями. Мы все имеем слабости. Но подожди, по крайней мере нехристианин никогда не причащался, не держал в своих руках четок, не посещал Святую Гору, не жил в благодати Божией. А ты говоришь: «Все мы люди». Так в чем же разница? Ведь мы, христиане, должны были бы вырваться вперед. А мы все позади. Мы как стоячая вода в то время, как люди ожидают от нас многого. И Бог, думаю, ждет многого от нас. Мы же ничего не делаем из того, что могли бы.

Святой Агафон (видишь, мы переходим к историям из Патерика, и я расскажу вам о святом Агафоне, о том, другом святом, потому что мне трудно подыскать пример из современной жизни или я наберу их от силы пять-шесть) отправился на базар. Что он там продавал? Корзинки, которые плел. Когда он шел, то на дороге он увидел прокаженного (ты это знаешь). И прокаженный говорит ему:

— Возьми меня туда, куда ты идешь продавать свои корзинки. Подними и возьми меня с собой!

Агафон посадил его на плечи, принес на базар, посадил возле себя и начал торговать. Когда он продал первую корзинку, прокаженный говорит:

— Ты продал ее?

— Продал.

— За сколько ты ее продал?

Святой Агафон назвал ему сумму. Прокаженный говорит:

— Послушай-ка, принеси мне лепешку!

Святой Агафон отвечает ему:

— Хорошо, сейчас принесу.

И принес ему лепешку.

— Давай, — говорит прокаженный, — торгуй дальше.

И святой Агафон торговал. Затем прокаженный говорит:

— А вторую корзинку ты за сколько отдал?

Святой Агафон говорит:

— Вторую я продал за столько-то.

Прокаженный спрашивает:

— Слушай, а еще кое-что ты можешь мне принести?

И так после продажи каждой корзинки прокаженный просил купить святого Агафона ему что-нибудь и не дал положить в карман ни гроша и собрать что-то для своих нужд. Он просил: «Принеси мне то, принеси мне это». То есть как мы сейчас говорим: «Принеси мне кока-колу и еще купи мне сэндвич и свежую газету. А потом и мороженое, мне хочется холодненького». Ничего не выручил святой Агафон от продажи. Все заработанные деньги он отдал прокаженному. И в конце концов прокаженный говорит:

— Что-то еще у тебя осталось для продажи?

Святой Агафон ответил:

— Нет. Все, что у меня было, я продал. А все, что я выручил от продажи, отдал тебе до копейки. Теперь мне пора уходить. Пойду к себе в келейку.

Прокаженный тогда говорит ему:

— Куда же ты пойдешь? Возьми меня и отнеси туда, откуда ты меня принес. Я прошу тебя. Можешь?

Откровенно говоря, прокаженный немного уже утомил святого Агафона, но он отнес прокаженного обратно, посадил на то самое место и собрался уходить. Но тут услышал голос, обращенный к нему:

— Благословен ты, Агафон, и на небе, и на земле, потому что ты — человек Божий. Ты — истинный человек Божий. И это не слова. С утра и до вечера я выжимал из тебя все соки, а ты принимал все это и не испугался, потому что имел любовь.

Агафон непрерывно являл свою любовь, и опять любовь, и снова любовь и в ней не был лицемерным, лживым, внешне благообразным, а внутренне поверхностным христианином. Он был настоящим и это продемонстрировал на деле. Поэтому и услышал: «Будь благословен ты, Агафон, от Бога». Агафон обернулся, чтобы посмотреть на прокаженного, но тот исчез. Прокаженного не было. А на его месте был ангел Божий, через которого Бог хотел испытать Агафона и показать всем нам настоящего Божия человека.

Я бы не смог поступить так. Как святой Агафон. Я говорю это не ради похвальбы (хотя и мое покаяние, оно ради нее). Но мне действительно стыдно из-за этого. Я бы так не смог. Например, вот я послужил соборование, мне дали деньги, я выхожу на улицу, и кто-то обращается ко мне:

— Сколько тебе дали?

— Столько-то.

— Столько тебе дали? Дай мне все.

Я бы сказал тогда:

— Все? Да ты знаешь, что мне дали тридцать евро, пятьдесят евро! Ты что, хочешь все пятьдесят евро?

— Но почему бы тебе не отдать их мне? Дай мне все!

Теперь ты понимаешь? Мы дошли до крайнего отступничества. Мы считаем, что некоторые да, они так поступали, но мы подобных поступков совершать уже не можем. А почему не можем? Я не знаю почему. Я сам так не поступаю, я тебе говорю. Поэтому не думай, что я тебя упрекаю. Я тебя не упрекаю, потому что сам не воплощаю всего этого в своей жизни. Но сегодня я просто хочу задать тебе вопрос. Задать этот вопрос и себе самому. Почему?!

Другой монах (это еще одна история, из «Эвергетиноса»), когда бы его о чем бы то ни было ни попросили, шел на помощь. Ты говорил ему:

— Я хочу, чтобы ты помог мне передвинуть кровать в моей комнате, а то мне одному это трудно сделать.

— Сейчас иду!

Другой говорил ему:

— Я хочу, чтобы ты мне помог выполнить такую-то работу!

— Да, иду. Я помогу тебе!

Еще один:

— Пойдем ненадолго в сад! Я открою воду, чтобы полить его!

— Иду, — говорил он им.

Без устали. Все, о чем его просили, он исполнял. Служение, жертва, любовь — в этом и заключается христианство.

Когда я приезжаю в тот или иной монастырь и там собрано много людей — потому что приехал важный гость, — меня трогают и те, кто находится с этим официальным лицом и его сопровождают, разговаривают с ним и т. п. Но более всего знаешь кто меня умиляет? Те невидимые монахи, которые уходят раньше других (а ведь они тоже люди, и им хочется посмотреть, кто приехал, что он сказал, что сделал, — это естественное человеческое стремление увидеть официальную часть, церемонию, во время которой важные гости сидят и беседуют). А они уходят! И идут на кухню, варят кофе, готовят угощение, кушанья. И никто их не видит. Затем поднос берет и предлагает угощенье важному гостю другой монах. А вовсе не тот, кто первым начал совершать жертву служения, самопожертвования, невидимости. Невидимости Христовой!