Софроний - АЗ ЕСМЬ

Даждь нам познать Свет незаходимый евангельского слова Твоего, творческую Божественную силу его, которая новотворит нас уже не повелением «Да будет!», а общением с разумной тварью: «Восхотев, родил Он нас словом истины» (Иак. 1, 18).

Слово Христа, обращенное к свободному человеку, кроткое и безнасильственное. Его можно отвергнуть, но весь мир будет судим именно этим словом. Принимающий же его постигает, откуда оно: от человека ли, или «нисходит свыше, от Отца светов» (Иак. 1, 17).

Христос есть «Свет миру» (Ин. 8, 12). Он открыл нам Отца Небесного и показал что есть Человек. Без Него мы не знаем ни Бога, ни Человека. Вечная Истина — Христос — идет безмерно далее всяких «научных истин», эфемерных по существу своему. Познать Истину — Христа возможно не иначе как только чрез «слышание слова» Его: «если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными... Истинно, истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек... кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин. 8, 31–32, 51; 14, 23). Он вселится в нас не на время, а на всю вечность.

Итак, теперь нам совершенно ясно: все те, кто под каким бы то ни было предлогом отвергают Христа, сами не знают, Что и Кого они отвергают. Иисус Христос есть Премудрость Божия, предвечная, сокровенная, «которой никто из властей и служителей века сего не познал» (ср. 1 Кор. 1, 24; 2, 7–8). До Него весь мир, все народы ходили во тьме неведения пути, ведущего в Царство Бога и Отца нашего. Ныне нам открыты тайны сии; дано вернейшее познание о последнем смысле прихода нашего в жизнь сию. Господь и возвестил нам словом о предвечной любви к нам Отца, и Собою явил нам, какой Он — Отец. Но мы, в безумии нашем, распяли Его; и когда висел Он на Кресте, насмехались над Ним; и до сих пор не перестаем издеваться.

Стань твердо умом в Боге, и придет момент, когда бессмертный Дух прикоснется к сердцу. О, это прикосновение Святого Святых, Его нельзя сравнивать ни с чем: оно восхищает наш дух в область нетварного Бытия; уязвляет сердце любовью, непохожею на то, что обычно мыслят люди под этим словом. Свет ее, любви сей, изливается на всю тварь, на весь мир людской в его тысячелетнем явлении. Любовь сия ощутима физическим сердцем, но по роду своему она духовная, нетварная, как исходящая от Бога.

Чтобы мы познавали исходящие от Бога дары, Он, после посещения, оставляет нас на время. Странное впечатление производит богооставленность. В молодости я был живописцем (боюсь, что и до сих пор он не совсем умер во мне). Этот естественный дар пребывал внутри меня. Я мог утомляться, не иметь сил на работу, не быть вдохновленным; но я знал, что дар сей есть моя натура. Когда же Бог покидает, тогда ощущается некий провал в самом бытии; и не знает душа — возвратится ли когда-нибудь Ушедший. Он — иной по природе Своей; Он скрылся, и я остался пуст; и пустоту эту страшную переживаю, как смерть. С Его приходом мне было явлено нечто прекрасное, милое сердцу, превосходящее мое самое дерзновенное воображение. И вот, я снова в том состоянии, которое раньше казалось мне нормальным, удовлетворительным, а теперь оно ужасает меня: представляется слишком животным-скотоподобным... Я был введен в дом великого Царя; я знал, что я родственник Ему, но вот опять я не больше, чем бездомный скиталец.

Чрез смену состояний познаем мы различие природных даров от тех, что нисходят как благоволение Свыше. Чрез покаянную молитву я удостоился первого посещения, чрез молитву же, но более горячую, я надеюсь возвратить Его. И действительно Он приходит. Часто, и даже обычно Он меняет образ Своего прихода. Так я непрестанно обогащаюсь познаниями в плане Духа: то в страдании, то в радости, но я расту. Увеличивается моя способность пребывать в прежде неведомой сфере.

Мучительно тягостна борьба за молитву; нет ничего труднее сего делания. Меняются состояния нашего духа: иногда молитва течет в нас, как могучая река, иногда же сердце становится иссохшим. Но пусть всякое снижение молитвенной силы будет возможно кратким.

Молящийся ощущает в себе присутствие Божие, вселяющее в душу уверенность, что не завершенное здесь познание будет восполнено до совершенства за пределами этой формы нашего существования. Нашим долгим исканиям, раскрывающим для нас глубины Бытия и сопровождающимся многими претыканиями, часто изнеможением, положен предел. В наших устремлениях чрезвычайность задания, поставленного пред нами Христом, не должна нас отклонять от его выполнения, но наоборот — вдохновлять. Творец нашего естества знает лучше нас, каковы конечные возможности нашей природы. И если Откровение говорит о нашем избрании во Христе «прежде сложения мира» (Еф. 1, 4), что ярко осознали Иоанн, Павел, Петр и другие апостолы и отцы, то почему бы нам малодушествовать пред таким, единственно достойным внимания, призывом, пред которым все иные цели и смыслы бледнеют? «Много званных, а мало избранных» (Мф. 20, 16; 22, 14). Звание обращено ко всем от Бога; избрание же зависит от нашего ответа. Конечно, мы не сильнее апостолов, которые «ужасались и были в страхе» следовать за Христом, восходящим во Иерусалим на предстоящий над Ним суд, на предание Его позорной смерти (Мк. 10, 32–33).

Странное, не легко объяснимое явление: когда речь идет о событиях чисто земного порядка, тогда и единичное свидетельство какого-либо лица, обычно неведомого, нередко приемлется с доверием даже учеными историками; а вот, когда слово касается событий иного плана, тогда даже весьма многочисленный сонм свидетелей непонятным образом не вызывает должного ответа? В чем причина этого? Для меня ясно, что не в том, что свидетельство ложно, что оно не соответствует подлинной реальности бытия, а в том, полагаю, что большинство людей удовлетворено плотью и не стремится к высшему познанию. Но «плоть же и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления» (1 Кор. 15, 50).