И. Сурский - Отец Иоанн Кронштадтский

Накануне операции в 7 часов вечера мои родители обедали, когда пришла горничная сказать, что больная спрашивает, что они кушают, что она тоже хочет есть. Моя мать была в недоумении, как быть, так как сестра с трудом могла глотать жидкость. Аппетита у нее давно не было никакого. Сестра, узнав, что родители едят телятину, упорно просила, чтобы ей дали есть. Мать моя наскоблила ей немного телятины и со страхом дала; девочка съела, попросила вторую порцию и ее съела с удовольствием и заснула крепким сном. Все предыдущие ночи она металась, стонала и спать не могла. Всю ночь моя мать простояла у постели своего ребенка на коленях, молясь Господу сохранить его жизнь.

“Я чувствовала, что в эту ночь совершается чудо над нами, — рассказывала нам мать, — приложу руку к телу девочки — жара нет, спит глубоко, спокойно, дыхание ровное, нормальное. Я не могла не стоять на коленях и не молиться... что-то совершалось необыденное, — чудо было предо мной”.

Отец приходил несколько раз в ночь в комнату и спрашивал:

— Ну что?

— Спит спокойно... жара нет, — не вставая с колен, отвечала мать.

На другое утро принесли ответную телеграмму от моих теток, гласящую: “В 7 часов вечера отец Иоанн молился”. Как раз в этот час моя больная сестра попросила есть.

В 9 часов утра явились врачи на операцию. Они удивились, узнав, что температура у больной нормальная. Зал был уже приготовлен к операции, и девочку принесли и положили на стол. Врачи, ощупывая ее шею и за ухом, с удивлением спрашивали друг друга: “Где же гной, такое количество не могло рассосаться никоим образом!”

Старший врач все-таки взял ланцет и сделал прокол. Гноя не оказалось, на самом кончике ланцета была лишь капля его. Эта капля свидетельствовала, что врачи не ошиблись, что гной действительно был и прощупывался ими в большом количестве. И он исчез. Доктора объявили, что резать нечего, что сестра вне опасности, но как мог исчезнуть гной, они объяснить не могут.

— А я могу вам объяснить, — сказал мой отец, — вчера в 7 часов вечера отец Иоанн Кронштадтский молился о нашей дочери.

Александра Колокольцева».

Рассказ Ксении Николаевны Гумилевской, жены полковника, проживающей в Сербии, в г. Белграде по Хилендарской ул., 42

«Приблизительно в 1896-1897 годах в Киев приехал отец Иоанн Кронштадтский 426.

Матери моей, жене генерала Каролине Карловне Крутень, прибежавшая прислуга сказала, что рядом в доме находится отец Иоанн Кронштадтский.

Мать моя тотчас, накинувши платок, пошла в соседний дом, где находился отец Иоанн. Была масса народа, так что мама не могла пробраться к отцу Иоанну. Отец Иоанн протянул через толпу руку к маме и сказал, что маме моей придется много перенести страданий, но чтобы она крепилась и с мужеством все переносила, и назвал ее “страдалицей”.

Мама жила хорошо, богато и ни о каких страданиях не было и мысли.

Сын погиб на войне, мама осталась без всего в России, где и умерла от тяжелой болезни после операции».

Два рассказа, сообщенных мне моей знакомой

«Я припоминаю один факт, который мама мне рассказала. Однажды она захотела поговеть и подойти под благословение отца Иоанна Кронштадтского. И вот она поехала с одной нашей дальней родственницей, богатой особой, в то время ни в чем не нуждавшейся и легко относившейся к религии и к отцу Иоанну, и когда они обе подходили под благословение отца Иоанна, он, остановив свой долгий взор на нашей родственнице, говорит ей: “А ты зачем пришла, лисица?” или “А тебе что, лисица, надо?” — не помню точно, а маму благословил.

Еще помню случай из моей молодости. Это было в 1897 году, когда я с сестрой моей были застигнуты врасплох, в смысле необходимости особой молитвы, и мы решили написать письмо отцу Иоанну Кронштадтскому; вложили в него немного денег и отправили, прося его помолиться о нашем дорогом близком, который лежал при смерти. Послав письмо, мы ожидали не только ответа, но ожидали и выздоровления больного. И были горько поражены, оставаясь в большой печали, когда ни то, ни другое не последовало, и он умер.

Но молитву верующего сердца Бог слышит. Человек, за кого мы просили молиться, примиренный со всеми, причастившись, отошел в вечность.

Теперь же я припоминаю и слова, которые он сказал, а именно: “Теперь я знаю, что есть Христос, я Его вижу”. Значит, молитва была о душе человека, а мы понимали только как просьбу о теле».

Перепечатка из журнала «Кормчий» за 1902 год, сообщенная мне господином Тазихиным

В «Новом Обозрении» господин С-ель печатает свои воспоминания о покойном философе Вл. Соловьеве. Между прочим, автор приводит любопытный случай, относящийся к 1890 году, когда Соловьев жил в Санкт-Петербурге в «Европейской гостинице» и всецело был занят проектом ходатайства о расширении прав евреев 427.

Однажды автор воспоминаний сидел у философа. «Вдруг в дверь постучались, и слуга-немец на ломаном русском языке второпях передал нам, что в одном из номеров нашего коридора — отец Иоанн Кронштадтский, который только что приехал и, вероятно, сейчас выйдет.

— Пойдемте! — радостно воскликнул Вл. Соловьев, и мы пошли в коридор.

Как раз наискось от нашей двери мы увидели на пороге маленькой комнаты, мягко освещенной светом лампы под розовым абажуром, небольшую группу из трех лиц: это были отец Иоанн и молодая пара, вероятно, муж с женой, почтительно провожавшие пастыря, что-то ласково и тихо им говорившего.

Мы приблизились к ним, и отец Иоанн двинулся нам навстречу, протягивая руки: меня он знал по делам о “Домах Трудолюбия”, в которых принимал большое участие и которые поддерживал материально, Вл. Соловьева знал давно, как и всю его семью 428.

— Здравствуй, здравствуй! — радостно сказал он, обращаясь к Соловьеву и ласково проводя по его волнистым волосам рукой, что обыкновенно делал с тем, к кому чувствовал приязнь.

— У меня, Батюшка, к вам очень большая просьба, — дрогнувшим голосом перебил его Соловьев, слегка потупясь.

— Просьба? Какая, в чем? Говори скорей!

— Я начал... одно дело, — проговорил Соловьев медленно и несколько как бы колеблясь, — одно, как я думаю, хорошее и благое дело... Благословите меня на это дело! — И он почтительно склонил свою красивую голову с львиной гривой кудрей пред небольшой фигурой пастыря.

Отец Иоанн тихо приподнял склоненную голову философа, пристально посмотрел ему в лицо и тихо произнес:

— Да благословит тебя Господь и дело твое, если оно во благо, но... — и он опять стал всматриваться в глаза Вл. Соловьева, крестя его своей широкой, небольшой рукой, — дело твое окончится не так, как ты мыслишь...