Иван Концевич - Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. Оптина Пустынь и ее время

Для него не существовало тайн: он видел все. Незнакомый человек мог придти к нему и молчать, а он знал его жизнь и его обстоятельства и зачем он сюда пришел. Отец Амвросий расспрашивал своих посетителей, но внимательному человеку по тому, как и какие вопросы он ставит, было ясно, что батюшке все известно. Но иногда по живости природы это знание выказывалось наружу, что всегда приводило старца в смущение. Однажды к нему подошел молодой человек из мещан с рукой на перевязи и стал жаловаться, что никак не может ее вылечить. У старца был еще один монах и несколько мирян. Не успел тот договорить: «Болит, шибко болит», как старец его перебил: «И будет болеть, зачем мать обидел?» Но сразу смутился и продолжал: «Ты ведешь-το себя хорошо ли? Хороший ли ты сын?»

Батюшку нельзя себе представить без участливой улыбки, от которой становилось как то весело, тепло и хорошо, без заботливого взора, который говорит, что вот он сейчас для вас придумывает и скажет что-нибудь очень хорошее, без того оживления во всем — в движениях, в горящих глазах — с которым он вас выслушивает, и по которому вы хорошо понимаете, что в эту минуту он весь вами живет, и что вы ему ближе, чем сами себе.

От живости батюшки выражение лица его постоянно менялось. То он с лаской глядел на вас, то смеялся с вами одушевленным молодым смехом, то радостно сочувствовал, если вы были довольны, то тихо склонял голову, если вы рассказывали что-нибудь печальное, то на минуту погружался в размышление. Когда вы хотели, чтобы он сказал, как вам поступить, то решительно принимался качать головой, когда он отсоветывал какую-нибудь вещь, то разумно и подробно глядя на вас — все ли вы понимаете — начинал объяснять, как надо устроить ваше дело.

Во все время беседы на вас зорко глядят выразительные черные глаза батюшки. Вы чувствуете, что эти глаза видят вас насквозь, со всем, что в вас дурного и хорошего, и вас радует, что это так, что в вас не может быть для него тайны.

Голос у батюшки был тихий, слабый, — а за последние месяцы он переходил в еле слышный шепот.

Чтоб понять хоть сколько-нибудь подвижничество о. Амвросия, надо себе представить, какой труд говорить более 12 часов в день, когда язык от усталости отказывается действовать, голос переходит в шепот, и слова вылетают с усилием, еле выговариваемые. Нельзя было спокойно смотреть на страшно изнеможенного старца, видя его голову, падающую на подушку; слыша, как язык его еле говорит, когда он при этом старался подняться, подробно рассуждать о том, с чем к нему приходили.

Созидающая деятельность была у него в крови. Он часто научал других предпринять какое-нибудь дело, и когда к нему приходили сами за благословением на подобную вещь частные люди, он с горячностью принимался обсуждать и давать свои пояснения. Он любил бодрых, сообразительных людей, соблюдающих слова: «сам не плошай» — и давал благословение, а с ним и веру в удачу самым смелым предприятиям.

Один помещик, зять оптинского монаха, часто посещавший Оптину и старца, однажды пришел к батюшке, который к нему обратился со словами: «Говорят (батюшка очень любил употреблять слово “говорят” для прикрытия своей прозорливости), около тебя выгодное имение продается, — купи».

Помещик удивился. «Продается, батюшка — и как бы хорошо купить, да это мечта одна: имение большое, просят чистыми деньгами — хоть дешево, а у меня денег нет».

«Денег... — повторил тихо батюшка, — деньги-то будут». Потом они перешли к другим разговорам. На прощание о. Амвросий сказал: «Слышишь — имение-то купи». Помещик отправился домой на своих лошадях. По дороге жил его дядя, богатый, но страшно скаредный старик, избегаемый всей родней. Так случилось, что пристать было негде и пришлось заехать к дяде. Во время беседы дядя спрашивает: «Отчего ты не купишь имение, которое около тебя продается: хорошая покупка!» А тот отвечает: «Что спрашиваешь, дядюшка! Откуда мне столько денег взять?» — «А если деньги найдутся: хочешь взаймы дам?» Племянник принял это за шутку, но дядя не шутил. Имение было куплено, и новый владелец приехал распорядиться. Не прошло еще и недели, барину докладывают, что пришли купцы торговать лес. Лес этого имения они хотели купить не весь, а часть его. Стали говорить о цене: «Мы с тобой, барин, торговаться не будем — цену сразу поставим», и назвали ту цену, за которое было куплено все имение. Приходит к батюшке состоятельный орловский помещик, и между прочим объявляет, что хочет устроить водопровод в своих обширных яблоневых садах. Батюшка уже весь охвачен этим водопроводом. «Люди говорят, — начинает он со своих обычных в подобных случаях слов, — люди говорят, что вот как всего лучше», — и подробно описывает водопровод. Помещик, вернувшись в деревню, начинает читать об этом предмете; оказывается, что батюшка описал последние изобретения по этой части. Помещик снова в Оптиной. «Ну, что водопровод?» — спрашивает батюшка. Вокруг яблоки гнили, а у этого помещика — богатый урожай яблок.

Приехала к старцу почетная женщина, о которой сочли нужным немедленно доложить ему. «У меня все равны — сказал старец, — мышка и маленькая, да пойди, поймай ее».

Мелочей для старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет цену и свои последствия; и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Однажды остановила старца женщина, которая была нанята помещицей ходить за индюшками, но индюшки у нее почему-то колели, и хозяйка хотела ее рассчитать. «Батюшка! — обратилась она к нему со слезами, — сил моих нет; сама над ними недоедаю, — пуще глаз берегу, а колеют. Согнать меня барыня хочет. Пожалей меня, родимый». Присутствующие смеялись над ней. А старец с участием спросил ее, как она их кормит, и дал ей совет как их содержать иначе, благословил ее и отпустил. Тем же, которые смеялись над ней, он заметил, что в этих индюшках вся ее жизнь. После сделалось известным, что индюшки у бабы уже не колели.

Что касается исцелений, им не было числа, и перечислить их в этом кратком очерке невозможно. Эти исцеления старец всячески прикрывал. Посылал больных в Пустынь к преп. Тихону Калужскому, где был источник. До старца Амвросия в этой Пустыни не было слышно об исцеленных. Можно думать, что преп. Тихон стал исцелять по молитве старца. Иногда о. Амвросий посылал больных к свят. Митрофану Воронежскому. Бывало, что исцелялись на пути туда и возвращались назад благодарить старца. Иногда он как бы в шутку стукнет рукой по голове, и болезнь проходит. Однажды чтец, читавший молитвы, страдал сильной зубной болью. Вдруг старец ударил его. Присутствующие усмехнулись, думая, что чтец, верно, сделал ошибку в чтении. На деле же у него прекратилась зубная боль. Зная такую повадку старца, некоторые бабы обращались к нему: «Батюшка Абросим! Побей меня, у меня голова болит».