Архимандрит Амвросий Погодин - Святой Марк Эфесский и Флорентийская Уния

Но къ этому надо отнести и иныя черты, свойственныя Святымъ, которыя дѣлали Святителя, несмотря на его недосягаемую высоту духовной жизни, — близкимъ и доступнымъ каждому: это — его любовь, снисходительность, готовность простить, а затѣмъ — крайнее смиреніе и утонченная деликатность. Іоаннъ Евгеникъ въ службѣ Святому такимъ образомъ представляетъ его образъ: “Радостностью и красотою нрава, красотою рѣчи и святостью жизни онъ привлекалъ къ себѣ всякаго человѣка, какъ магнитъ — желѣзо” 1)· Іоаннъ Евгеникъ видѣлъ въ Святителѣ какъ бы образъ перваго человѣка до грѣхопаденія 2). Но приведемъ слова Георгія Схоларія, который болѣе полно рисуетъ намъ образъ Святителя въ панегирикѣ ему: “Онъ былъ правосуднѣе, чѣмъ самое правосудіе того требовало, ибо онъ не бралъ на себя изрекать судъ и избѣгалъ шумныхъ преній. Своей кротостью и своимъ человѣколюбіемъ онъ превзошелъ всѣхъ, отличавшихся сими добродѣтелями. Кто былъ доступнѣе его для всѣхъ, обращавшихся къ нему? Кто добровольнѣе его отдавалъ себя на все полезное? Кто убѣдительнѣе его высказывалъ все, что должно было сказать? — и кто болѣе его былъ готовъ на помощь ближнему? Кто былъ беззлобнѣе его противу тѣхъ, которымъ случалось оскорблять его? Кто былъ болѣе его чуждъ всякой зависти? Но онъ же самый, когда онъ находилъ причины заподозрить кого либо въ ухищреніяхъ противу православнаго вѣрованія, — онъ отважно вступалъ въ борьбу съ краснорѣчіемъ противниковъ и не давалъ торжествовать силѣ ложнаго ученія. И вотъ почему его обвиняли въ непомѣрной раздражительности, и вотъ отчего его возненавидѣли нѣкоторые изъ приближенныхъ къ нему! Не вникая въ его побужденія и движимые человѣческими страстями, — они уязвляли этого великаго мужа какъ своимъ молчаніемъ, такъ и своими словами. О, сколько я выстрадалъ отъ безумной рѣчи одного изъ нихъ, дерзнувшаго во время Соборнаго пренія называть его, — Учителя Истины, — обольстителемъ, отвращающимъ отъ Истины!.. Но этотъ великій отецъ нашъ кротко выслушивалъ злобныя рѣчи, ибо не искалъ превозносить себя и считалъ достаточною обороною противу клеветы свою борьбу за Истину. Онъ помнилъ, что Самъ Господь нашъ былъ оклеветанъ. Такъ переносилъ онъ поруганія. И никто изъ насъ, — о, стыдъ! — не предсталъ ему на помощь. И я самъ, увы, — молчалъ. Но я не оберегалъ своей личности, а принужденъ былъ соображаться съ обстоятельствами того времени... Затѣмъ, я сообщалъ блаженному Отцу мои соображенія; онъ извинялъ меня, соглашался, — и готовился вновь подвизаться въ предстоящей ему борьбѣ. Не сомнѣваясь въ моихъ чувствахъ, онъ надѣялся побѣдить всѣхъ противниковъ своихъ одною силою Истины. Онъ даже полагалъ, что я ему значительно содѣйствовалъ въ этомъ подвигѣ, — какъ бы Ѳизей Ираклу, — но, конечно, одно только великодушіе блаженнаго Отца могло приписывать мнѣ такое важное содѣйствіе! Таковыми “чарами” Святой души и святой рѣчи онъ воспробудилъ всю горячую мою любовь къ нему. Но мы не пріобщились бы достаточно познанію Истины, если бы онъ не посѣялъ въ насъ первыя ея сѣмена своимъ ученіемъ и своими молитвами, въ которыхъ онъ часто испрашивалъ у Бога нашего оплодотворенія, — и онъ, болѣе чѣмъ кто- либо, пробуждалъ въ насъ рвеніе къ Истинѣ. Такимъ образомъ, онъ твердо привязалъ насъ къ себѣ, привлеченныхъ къ нему признательностью, — искренно въ насъ увѣрился, и довѣрился намъ... “Мы не можемъ не скорбѣть глубоко, что, утвержденные въ этомъ истинномъ вѣрованіи, мы хранили молчаніе тогда, когда должно было говорить. Но мы испрашиваемъ милосерднаго прощенія Божіяго, которое врачуетъ обуреваемыхъ слабостями, свойственными человѣчеству, и которымъ по временамъ подвергались нѣкоторые изъ знаменитыхъ Учителей” 3).

Какъ сильно было вліяніе св. Марка на не совсѣмъ твердыхъ въ вѣрѣ, свидѣтельствуетъ Георгій Схоларій въ томъ же словѣ: “Тѣ, которые удержаны были при жизни твоей личнымъ уваженіемъ къ тебѣ, нынѣ восколеблются; однимъ словомъ, сколько бурь возникнетъ въ умахъ и сердцахъ, увлеченныхъ собственными побужденіями. Конечно, нѣкоторые предпочтутъ, неся твои тяготы, идти неуклоннымъ путемъ, но другіе, увлеченные временными благами, совратятся” 4).

Глубокое отчаяніе охватило всѣхъ любившихъ св. Марка при его кончинѣ, такую любовь, такое вліяніе онъ стяжалъ! Объ этомъ говоритъ тотъ же Георгій Схоларій въ своемъ надгробномъ словѣ Святителю, изъ котораго приведемъ еще одну выдержку. “Дѣла Церкви и нераздѣльной ея сопутницы, святой Истины, какъ при тебѣ, такъ и по смерти твоей всегда сохраняемы Самимъ Богомъ; — но мы не услышимъ болѣе твоей рѣчи въ нашихъ совѣщаніяхъ; не будемъ уже имѣть въ тебѣ совѣтника во всѣхъ дѣлахъ; — ободрителя въ нашихъ правыхъ дѣйствіяхъ; — не будемъ теперь торжественно поражать тѣхъ злобныхъ людей, которые по зависти клевещутъ на наши вѣрованія, — теперь, когда могущество твоего вліянія исчезло! Когда оно было съ нами, — мы пренебрегали безумствомъ противниковъ нашего исповѣданія. Лишь ты одинъ, хранившій въ себѣ образецъ всего высокаго, могъ правильно оцѣнить совершенство искусствъ, красоту рѣчи, силу мыслей, правоту догматовъ, — и признавать ихъ безъ зависти въ другихъ. Никто не чувствовалъ болѣе меня твоего превосходства въ таковыхъ качествахъ, и, поэтому, могу ли я похвалиться въ томъ, что весьма естественно, — что я болѣе всѣхъ любилъ тебя, чтилъ и мучительно изнемогалъ, видя тебя болящимъ; страдалъ вмѣстѣ съ тобою; страшился предстоящаго бѣдствія, — и что теперь, когда оно постигло насъ, — я недоумѣваю въ моемъ отчаяніи, что со мною будетъ теперь!” 5). И далѣе въ своемъ словѣ, которое уже больше приводить не будемъ, Георгій Схоларій выражаетъ свою безутѣшную скорбь, которая, кажется ему, что и саму землю сдѣлала тяжелой и все исполнила тоской, и въ которой онъ не видитъ просвѣта.

Подавленный скорбью постигшаго бѣдствія, Георгій Схоларій не видѣлъ тогда, что Воскресеніе Церкви уже совершается, что Истина побѣдитъ и что труды св. Марка не были напрасны, но подвигъ его въ борьбѣ за Православную Вѣру останется на вѣчныя времена залогомъ всегдашней побѣды Церкви и Святой Истины. Не зналъ тогда Георгій Схоларій и того, что имя этого одинокаго борца за Православіе, надъ гробомъ котораго онъ такъ безутѣшно скорбѣлъ, и его самого, Георгія Схоларія, будетъ записано золотыми буквами въ исторіи Церкви и что эти имена благодарная Церковь увѣнчаетъ наименованіемъ, которое драгоцѣннѣе всѣхъ титуловъ, всѣхъ сановъ и всѣхъ званій этого міра, именно — передъ ихъ именами будутъ писать слово “Святые”:

Святой Маркъ митрополитъ Ефесскій и святой Геннадій Патріархъ Константинопольскій.

Эту книгу закончимъ тѣми словами, которыми и Іоаннъ Евгеникъ заканчиваетъ свой синаксарь святителю Марку: