Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Главным воспитателем Павла Петровича Екатерина II назначила графа Никиту Ивановича Панина, человека светски весьма образованного и умного, руководившего долгое время всей внешней политикой. Столь большая занятость не давала Панину возможности уделять много времени для занятий с воспитанником. Он предоставил многое другим учителям, осуществляя общее руководство. Мирские предметы преподаны и усвоены были отлично. А с наукой духовной дело было сложнее... Законоучителем (преподавателем Закона Божия) у Наследника был знаменитый Платон (Левшин), впоследствии — митрополит Московский, а тогда ещё молодой иеромонах. Екатерина II встретила его в Троице-Сергиевой Лавре. Отец Платон поразил её красноречием и уж очень мужской наружностью, и она задала ему очень женский вопрос: «Ради чего вы пошли в монашество?». Платон живо ответил: «Ради просвещения!» Просвещённой Императрице ответ понравился. Отец Платон стал учителем её сына. Человеком он был хорошим, добрым, действительно образованным и выдающимся оратором. Однажды в Петропавловском соборе в Петербурге, в присутствии Государыни и придворных, он произносил проповедь. Неожиданно сойдя с места, он подошёл прямо к гробнице Петра І-го и обратился к нему, как к живому, с повелением «встать и посмотреть», каких успехов достигла Россия!... У всех мороз пошёл по коже! «Отец Платон делает с нами что хочет! — восклицала потом Екатерина II. — Хочет, чтоб мы смеялись, и мы смеёмся; хочет, чтоб плакали, и мы плачем». Но о. Платон был, вполне в духе времени, человеком более светским и душевным, чем духовным. Преподавал он Закон Божий в соответствии с наставлениями Екатерины II и предписаниями Синода, опираясь на доводы «естественной религии», разума и отвлечённых понятий о «добродетели», духовно — таинственная (мистическая) сторона Православия при сем пропадала. А детская душа Павла Петровича, как и любого человека, тянулась как раз к таинственному, и ей приходилось искать его там, где не нужно — в романтической мечтательности, в чувствах, навеянных светской литературой, особенно — рыцарского характера. Жизнь же ставила его перед фактами грубости, подлости, лжи и самых низменных склонностей, которые он ненавидел и за которые потом безпощадно карал. В итоге Павел Петрович вырос человеком искренне верующим, очень добрым, порядочным в высшей степени, умным, но вспыльчивым, резким и по-детски весьма доверчивым. Он очень любил военное дело и строй. В Гатчине у него было до полутора тысяч войска, которое он одел в прусскую, форму и занимался с ним строевой подготовкой по прусским уставам. Ничего дурного не было в этом, так как Прусская армия тех времён справедливо считалась одной из лучших в міре! Но российское офицерство, в первую очередь, конечно, гвардейское, порядков таких не любило. И не потому, что было патриотично (Российская армия всё равно строилась по западным образцам), а потому, что строгая дисциплина, свойственная уставам прусским, их, дворян, мнивших себя повелителями даже Царских Особ, унижала! Хотя Павел Петрович и жил в отдалении от Двора своей матери, но не настолько, чтобы не знать его и не испытывать на себе его влияний. Он давно знал, что представляют собой «екатерининские орлы» и «екатерининские змеи». Особенно ненавидел он любовников-фаворитов матери, которые оскверняли ложе его убиенного отца (в последнее время таковым фаворитом являлся князь Платон Зубов, позволявший себе оскорблять Павла даже в присутствии Екатерины II. В 1782-1783 г.г. Павел Петрович с женой под именем князей Северных, совершили счастливое путешествие по Европе. В Париже их принимали Людовик XVI и Мария Антуанетта. Изощрённый, видавший виды французский Двор был восхищён образованностью, умом и манерами Павла Петровича! Король с королевой подарили ему знаменитый гобелен с картины Рафаэля «Школа в Афинах». Говорят, Павла Петровича однажды пытались втянуть в интригу против матери с целью её насильственного свержения. Он с возмущением отказался. Тогда, чтобы Павел не выдал заговорщиков, его отравили ядом, но врачам удалось спасти его жизнь. Он тяжело болел и последствия этой болезни сказывались потом в приступах удушья, а также в том, что в душе Павла Петровича развилась подозрительность. Она никогда не была маниакальной, как это хотят представить, ибо основывалась на горькой действительности и вполне подтвердилась в конце. Таким человеком в 1796 г. Павел Петрович стал Императором Всероссийским.

Мы были вынуждены подробней обычного остановиться на его чертах личности и воспитания потому, что Государь Павел I оказался и при жизни и по смерти в большинстве исторических описаний умышленно оклеветан, как говорится, с ног до головы! Есть лишь три великих человека российской истории, представления о которых извращены полностью, как бы вывернуты наизнанку. Это патриарх Никон, Государь Павел I и Святой Царь-Мученик Николай II. В конце книги мы узнаем, почему это именно так. А сейчас пришлось вспомнить об этом в связи с тем, что история Павла I, как искусно запутанное «дело», нуждается в настоящем детективном расследовании. Здесь историк обязан стать сыщиком и следователем «по особо важным делам». Некоторые историки таковыми уже становились и, что называется, пересмотрели «дело» Императора Павла I в пользу его! Мы провели ещё одно, своё следствие. Весь ход его, за недостатком времени, излагать нет возможности. Сообщим лишь итоговые положения.

После кончины матери, объявленный Императором, Павел I начал с того, что приказал достать из могилы на кладбище Адександро-Невской Лавры останки своего отца, Петра III., положить их во гробе рядом с гробом Екатерины II в Зимнем дворце. Здесь Павел I открыл гроб отца и сам возложил на его голову царскую корону. Затем Екатерину II и Петра III одновременно хоронили в Петропавловском соборе — усыпальнице императоров. В похоронной процессии Павел заставил виновников убийства отца сопровождать его гроб. Алексей Орлов нёс реликвии Петра III...

В 1797 г. Москва встречала Императора Павла, прибывшего для священного чина «Венчания на Царство» (Коронации). Без охраны, верхом, Павел I въехал в народные толпы. Царь и народ встретились глаза в глаза. Светлый взгляд Императора светом душ человеческих был и встречен! «Родные мои! — обратился к толпе Государь, — сделаю всё, чтобы облегчить вашу долю». Такого Россия давно не видала! «Вот это Царь!» — вырвалось у кого-то, и от общего крика «Ура!» задрожали стены домов. После чина Миропомазания, которое принято совершать вторично, после Крещения человека, только над Царями, ибо таким образом им подаётся благодать Духа Святаго к правлению государством, почему Русские Цари и называются «Помазанниками Божиими», Император пошёл в алтарь в Успенском соборе Кремля, дабы сподобится Причащения (тоже по особому, царскому чину). Был он в парадных одеждах, непременной деталью которых являлась шпага. Но в самых царских вратах обычно ласковый, любимый Павлом бывший его законоучитель, а ныне — митрополит Платон (Левшин) неожиданно строго остановил его. «Здесь приносится безкровная жертва Тела и Крови Христовых, отыми, Государь, меч от бедра своего,» — сказал архиерей. Шёпот-ропот побежал по собранью придворных. А Павел I послушно и просто выполнил повеление, тотчас сняв шпагу. Эта «маленькая деталь» говорила о многом! Новый Царь является Царём православным, а не только хочет казаться им!