Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

И началось!... Тут же, 5 апреля 1797 г., Павел I сам прочитал составленный им и Марией Фёдоровной новый закон («Учреждение») об Императорской Фамилии. Этим законом упразднялся указ Петра I 1722 г. о праве Российского Самодержца назначать Преемника Престола по своему усмотрению и возрождалась основа акта 1613 г... Отныне и навсегда (!) устанавливался строгий порядок престолонаследия, согласно которому отцу наследует старший сын, а в случае бездетности — старший брат. Закон предусматривал и разные иные случаи, определяя принципы наследования Престола, соответственно древним допетровским (!) русским обычаям и некоторым новым важным правилам (например, Лицо Императорской Фамилии, желающее сохранить права на престолонаследие, должно состоять только в равнородном браке с лицом царского или владетельного дома, то есть по крови не ниже себя). Новый закон Павла I навсегда пресекал в России опасность тех «революций» — переворотов, которые происходили в XVIII веке. А это значило, что кончается власть дворянства над Российскими Государями; они теперь не могут зависеть от прихотей и симпатий его. В России восстанавливается самодержавие! Глубоко уязвлённое и «обиженное» дворянство сразу, с момента обнародования закона «Об Императорской Фамилии» стало в оппозицию Павлу I. Царю пришлось принять на себя первый и самый сильный удар оппозиции. Эта схватка Самодержца с дворянством была решающей, она определила дальнейшие судьбы всего государства. Она также выявила, кто есть кто в Великой России. Все историки — ненавистники Павла I не в силах умалить значения Закона 1797 г., признают его чрезвычайно важным и правильным, но замечают, что он был единственным выдающимся деянием этого Императора (других-де не было). Но такого деяния было более чем достаточно для всего царствования! Ибо это деяние означало коренной контр-переворот того, что совершила Екатерина II, или, следуя выражениям того времени, — контрреволюцию!

Впрочем, ненавистники лгут и здесь, как и во всём другом! Закон не был единственным важным деянием Государя. В тот же день 1797 года был оглашён манифест Павла I, в котором впервые крепостные крестьяне обязывались приводиться к присяге Царям и назывались не «рабами», а «любезными подданными», то есть признавались гражданами государства! Дальше — больше! Вышел указ Павла I, запрещавший помещикам заставлять крепостных работать на барщине более 3-х дней в неделю; другие 3 дня крестьяне должны были работать на себя, а в воскресенье — отдыхать и праздновать «день Господень», как все христиане. Уменьшались значительно подати с крепостных и государственных крестьян. Под угрозой суровых кар подтверждалось запрещение хозяевам продавать семейных крестьян по одиночке. Запрещалось подвергать телесным наказаниям крепостных — стариков, с 70-ти летнего возраста. (И вместе с тем разрешалось применять телесные наказания к дворянам, осуждённым за уголовные преступления). Всё это было ничем иным, как началом освобождения российских крестьян от крепостного права! В дворянских кругах тогда это так и называли, — «революция сверху» и впервые сказали о своём Императоре: «Он — сумасшедший!». Запомним, что это слово было брошено в связи с «крестьянской» политикой Павла I. Ему поступила даже особая «Записка» одного дворянского собрания, где говорилось, что «русский народ не созрел для отмены телесных наказаний».

Однажды некий помещик незаконно отнял часть земель у своих крепостных. Те пожаловались Государю. Перепуганный барин стал просить прощения у своих крестьян, получил его. Принимая его потом, Государь Император сказал: «Помни впредь, что крестьяне тебе не рабы, а такие же мои подданные, как и ты. Тебе же только вверена забота о них, и ты ответствен предо мной за них, как я за Россию пред Богом». Так впервые после почти столетия возрождалось единение Царя с народом, всем народом. Так что Павел I стал первым общенародным Царём (а не только дворянским). Поэтому он часто подчёркивал, что знатность происхождения не имеет для него никакого значения. «В России велик лишь тот, с кем я говорю, и пока я с ним говорю», — замечал Павел I. Такая нарочитость позиции вызывалась необходимостью сломить непременно гордость дворян, чтобы восстановить подлинное самодержавие. В этих целях Император прежде всего ударил по гордости офицеров гвардии. Он запретил зачислять в гвардию дворянских детей — младенцев (что делалось до него, дабы увеличить выгодную «выслугу лет»). Офицерам-гвардейцам запрещалось ездить в каретах, запряжённых «четвериком» или «шестериком», прятать руки зимой в меховые муфты, носить на людях светские платья. Для них не делалось исключений по сравнению с другими армейскими офицерами. На учениях и смотрах с гвардейцев спрашивалось по всей строгости правил и уставов. Сколько тогда и потом говорили (и теперь ещё пишут!) о «палочной дисциплине», невероятных жестокостях в армии при Павле I, кошмарных наказаниях, прямо-таки издевательствах над военными. Чего стоит одна только выдумка о том, как некоему полку, выправка которого не понравилась Павлу I, было скомандовано: «В Сибирь шагом марш!»... Выяснилось однако, что такого полка никогда не существовало; всё это «легенда, лишённая каких бы то ни было оснований», как пишут историки. У историков — ненавистников Павла I находим также признание, что строгости Императора относились лишь к офицерам (из дворян), а о солдатах была большая забота, к их питанию и содержанию проявлялось поистине отеческое внимание. К тому времени в гвардии рядовыми давно были уже не дворяне, а мужики. И солдатская масса гвардии Павла I очень любила и была ему предана. Офицеров за чрезмерную жестокость к солдатам строго карали. Так, любимый Павлом I генерал Аракчеев был уволен из Армии и отправлен в ссылку в своё имение за то, что слишком много шпицрутенов назначил трём солдатам, умершим после экзекуции. В роковую ночь убийства Павла I за него порывались вступиться солдаты гвардии. Преображенский полк отказался кричать «Ура!» Александру Павловичу, как новому Императору, так как точно не знал, действительно ли умер Государь Павел I. Двое солдат полка потребовали от командиров дать им точное доказательство смерти прежнего Императора. Этих солдат не только не наказали, но отправили, как «посольство» преображенцев ко гробу Павла I. По их возвращении полк присягнул Александру. Вот действительное положение русского солдата павловских времён, а не мнимое его «безправие»! Поскольку от Павла I больше всего «доставалось» офицерству, то нелишне узнать, за что. За нарушение формы одежды генерал князь Волконский и полковник Тургенев были просто выгнаны из приёмной штаба (Павел I приказал дежурному «удалить обоих дураков»). В ссылке в своём имении побывал граф А. В. Суворов за дерзостные высказывания против некоторых армейских мероприятий Императора. В журнале Военного ведомства за 1800 г. можно прочесть выговор Павла суворовским генералам за слабый порядок в полках. Семь полков, потерявших знамёна в войне с французами, лишаются впредь знамён. «Генерал-лейтенант Стоянов исключен из службы за пьянство», «генерал-лейтенант Гегемейстер исключается из службы, как негодяй». И так во всех случаях — вполне уважительные причины! Современник событий полковник Саблуков говорит, что лишь в трёх случаях Павел I допустил жестокое обращение с офицерами. Но увольнений и ссылок было много. Во всех таких вещах сам Император способен был сердечно раскаиваться и исправлять дело. Так, по представления генерала графа Палена, Павел I в одночасье послал 20 курьеров, дабы вернуть отправленных ранее в ссылку военных. Возвращены были несколько сотен, и в том числе те, кого не следовало возвращать — братья Зубовы и Беннигсен, будущие цареубийцы. Государь и в иных кругах не взирал на лица. Любой чиновник любого ранга, любой вельможа мог быть в любой момент лишён званий, чинов, орденов, места службы. Однажды граф Растопчин, очень близкий к Павлу I, устроил интригу против не менее ценимого Императором графа Никиты Петровича Панина (племянника умершего в 1783 г. Никиты Ивановича, учителя Павла I), представив его как заговорщика. Император поверил и сослал Н. П. Панина в его имение под строгий надзор. А некоторое время спустя обман обнаружился. «Растопчин! Изверг! — вскричал Император, — Пусть поплатится за свои интриги!» Панину разрешили вернуться, а в ссылку отправился Растопчин. Никто из сенаторов, генералов, самых высоких чиновников и офицеров не мог быть уверен в своём положении, в завтрашнем дне. Любой мог быть нежданно возвышен, вдруг так же нежданно унижен, разжалован, а потом вновь возвышен. При этом ошибки были исключением, а правилом были наказания и возвышения за дело, по заслугам... Но подобное обращение с высшим и правящим сословием было в глазах его представителей недопустимым! Императора стали считать «самодуром» и называть (некоторые вполне убеждённо!) душевно больным! На самом же деле, если внимательней присмотреться, то всеми странностями и резкостями своего отношения к приближённым и прочим сильным міра сего, Павел I показывал, что, как они обращаются с крепостными, солдатами, прочими подчинёнными, так он обращается с ними!... Это очень древний приём Христа ради юродства. В первый год своего правления Павел I придумал: вывешивать в местах своего пребывания на улице нечто вроде почтового ящика, куда любой человек мог опустить любую просьбу или жалобу. Каждый день особым ключом Император сам открывал ящик и прочитывал всё. Сколько неправедных судей и чиновников, взяточников поплатились свободой и местом из-за ящика! Он стал страшен для негодяев. Тогда негодяи начали бросать в него письма с гнусными оскорблениями Государя и карикатурами на него. Павел I убрал ящик. Но он теперь знал, кто его истинные враги.