Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

В 1916 г., именно в этом (!), как потом рассказал сам Гучков, им были продуманы детали заговора. «План заключался в том — говорил Гучков, — чтобы захватить по дороге между Царским Селом и Ставкой императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство... Надо было найти часть, которая была бы расположена для целей охраны ж.д. пути, а это было трудно».

План был тогда же, в 1916 г., согласован со всеми масонскими и большевицкими центрами, так что оба «эшелона» приготовились. По данным Н. Берберовой, основными центрами заговорщиков-масонов были: французское посольство, Гос. Дума, Гос. Совет, Прогрессивный блок, партии кадетов, октябристов, трудовиков (народных социалистов), рабочая группа Военно-промышленного комитета и сам комитет (его председатель — Гучков), генералитет, Псковская городская дума, Торгово-Промышленный союз, адвокатура, профессура МГУ и ПГУ. Два раза в месяц заговорщики — члены «Верховного совета» совещались с французским послом Морисом Палеологом и английским — лордом Джорджем Бьюкененом. Кроме того, постоянно собирались в Петрограде, — в ресторанах «Донна» и «Контан», у Орлова-Давыдова, Фёдорова, Половцева, М. Горького и других, в Москве, — на квартирах Рябушинского, Кусковой (Прокоповича), Коновалова, Челнокова, Долгорукого, конечно — Гучкова. По ходу дела в общий план вносились варианты. Так, в конце 1916 г. Львов поручил Хатисову передать Великому Князю Николаю Николаевичу план переворота и предложение возглавить Россию после свержения Николая II. Тот, подумав, отказался. Но о заговоре против своего Государя и кровного родственника ничего не сказал последнему, что было прямой изменой, т.к. в таких случаях воинская присяга Царю требовала разоблачить злоумышления. Но Николаю Николаевичу — «мартинисту» важней была присяга (клятва) масонская... Не следует удивляться. Когда одного русского генерала, при посвящении в масонство в те годы, спросили, как он относится к Царю?, — генерал ответил: «Убью, если будет велено».

Примерно в середине 1916 г. князь А. В. Оболенский был по делам в петроградской конторе Сибирского банка. Хорошо знавший его служащий банка стал советовать князю скорей устраивать финансовые дела, т.к. близится «революция». «Мало по малу он указал мне, — пишет Оболенский, — день, когда вспыхнет восстание при помощи иностранной державы (- 22 февраля 1917 г.). С большим знанием всего намеченного он говорил о всех последствиях революции, уверял, что за Россией последует (т.е. подвергнется той же участи — прот. Л.) вся Европа...» В конце 1916 г. князь передал этот разговор Гучкову. К удивлению Оболенского, «эта скотина Гучков», как назвала его Государыня, не опроверг сведений и стал склонять князя (правда безуспешно) к участию в заговоре, показав ему при этом «целую кипу» писем генерала Алексеева, подробно обсуждавшего в них план переворота. Оболенский доложил всё Штюрмеру. Тот обезпокоился, но никаких мер не принял. Испугался!

В конце 1916 г. Петроград был заполнен солдатами-резервистами (большей частью из рабочих), ни за что не хотевшими идти на фронт! Все они (около 200 тысяч!) ежедневно получали по 25 рублей из «революционного фонда».

Дума сделалась поистине змеиным гнездом, рассадником лжи, сплетен о Царской Семье и самых фантастических выдумок о положении на фронте и в тылу, будораживших общество. В Думе Милюковым, Керенским, даже Пуришкевичем произносились возмутительные подстрекательские речи против царской власти. Председатель Думы Родзянко содействовал им и препятствовал тем, кто пытался возражать и защищать честь Государя, за что получил от Маркова Второго публичное — «Мерзавец!»

Осенью 1916 г. общественность начала особый нажим на Государя с целью добиться «Министерства доверия». В своих «адресах» Царю все (!) дворянские собрания России, кроме одного — Курского, так или иначе высказались за такое министерство. Курское же дворянство в адресе, подписанным князем Л. И. Дондуковым-Изъединым, выражало полную преданность и доверие Государю и отрицание необходимости «Министерства доверия». В те дни сэр Бьюкенен добился аудиенции у Государя и стал говорить ему о «германских интригах», о «вредном влиянии» Протопопова и о необходимости «заслужить доверие народа». «А не так ли обстоит дело, — ответил Николай II, — что моему народу следовало бы заслужить Моё доверие?» Под «народом» в данном случае оба понимали «общественность». Насколько можно было, Государь шёл навстречу общественности, иногда сменял министров, вызывавших особые нападки. Он не был ни упрямцем, ни тираном. Но, разумеется, просто идти на поводу у «блока» он не собирался и независимого от царской власти Министерства доверия, или, иначе — «Ответственного» (пред Думой) министерства не разрешил.

А вся общественность под действием масонской пропаганды была буквально охвачена предчувствием неминуемой ужасной беды, катастрофы. Катастрофа, как видим, действительно приближалась. Но правда состояла в том, что она должна была выражаться не в поражении и развале России по вине «тёмных сил» при Царском Дворе и неспособности Царя править страной, а в гибели России по вине тёмных сил международного и российского иудео-масонства, подготовивших предательский «удар в спину» Царю и Отечеству.

Осенью 1915 г. на Западном фронте в Августовских лесах произошло великое Небесное знамение. Ранним утром над лагерем русских войск в небе появился огромный светящийся Крест. Солдаты и офицеры выбежали из палаток. На их глазах Крест преобразовался в ясно видимый облик Пресвятой Богородицы Девы Марии с Предвечным Младенцем, сидящей как бы на троне. Взгляд Богоматери, исполненный грустью, обратился к русским воинам. Несколько раз Она указала им правой рукой на Запад. Множество созерцавших всё это солдат опустились на колени и стали молиться. Постепенно облик Матери Божией вновь преобразовался в светящийся большой Крест. Через некоторое время всё исчезло.

Осенью 1916 г. в Ставку в Могилёв князем Н. Д. Жеваховым, с горячего желания Государыни, был привезён чудотворный Песчанский образ Пресвятой Богородицы, из-под Белгорода. Дело было необычным. Нескольким людям в разных местах, в одно время было явление святителя Иоасафа Белгородского, который сказал, чтобы эта икона была привезена к войскам и обнесена по окопам для достижения победы. В Белгороде и Харькове толпы народа провожали святую икону в Ставку. А в Ставке протопресвитер армии и флота Георгий Шавельский не только не допустил кн. Жевахова к Государю, но и ничего тому не доложил о прибытии иконы («Нам здесь некогда, у нас дела...»). Икону всё же поставили в соборе, но в полутьме, в стороне от того места, где за службами стояли Государь и Наследник. И они даже не видели святыни. В результате чудотворная икона так и простояла без пользы, без молитвы пред ней и не повезённая к войскам. Затем со скорбью сопровождавших была возвращена на прежнее место. Теперь мы понимаем и значение небесного знамения, и последствия действий Шавельского, призванного быть духовным наставником армии и флота. Человек, зазнавшийся от близости к Царю, он вёл себя нахально даже с архиереями в Синоде. И в Синоде его боялись.