Гуайта Джованни - Жизнь человека: встреча неба и земли

«изобрел» коммунизм? Проблема не в том, кем была изобретена идея, — мало ли какие бывают идеи; проблема в том, что черные дела творились при соучастии представителей разных народов, что они могли твориться, не вызывая значительного противодействия. И еще дальше: «...Впрочем, вся армянская культура свидетельствует о христианской вере: древние манускрипты, архитектура...» А что сказать о русских церквах и иконах, что сказать о готике Франции, которая когда-то называла себя старшей дочерью Церкви и которая первой провозгласила в революционные годы программу дехристианизации, что сказать о религиозной культуре Испании, страны Тересы Авильской и Хуана де ла Круса, где в пору гражданской войны особая ярость обрушивалась на духовных лиц и на святыни? Увы, опыт научает тому же, о чем предупреждали древние пророчества: сияние веры в историческом прошлом народа само по себе не дает никаких гарантий на будущее. Это можно сказать о каждом народе. Но сейчас я сделаю себе самому, как и обещал, одно возражение. Пусть во многих отношениях ситуация в Армении советских лет может быть уподоблена тому, что можно было видеть в других частях СССР, — но не во всем, не во всем. Уже превосходная сохранность тех же хачкаров, расположенных подчас далеко от человеческого жилья, заставляла задуматься: это было неопровержимое вещественное доказательство того, что и вправду весь народ (включая мальчишек, обработанных комсомольским промыванием мозгов, да и попросту подпадающих, как это неизбежно в переходном возрасте, искушениям разрушительного удальства) единодушно хранил святыню как своё достояние. Когда отступало чувство святыни в религиозном смысле слова, оставалось чувство: это наше. Навсегда, навсегда наше. Такое чувство — драгоценное достояние, выстраданное за годы и века, когда не оставалось у народа импозантных политических эмблем, — одни святые камни на каменистой земле, да рукописи в монастырских хранилищах...

Итак, двойное надличное, сверхличное достоинство: служение Церкви и служение национальное, — всё это делает фигуру Католикоса, как уже было сказано выше, знаком и символом. Тем важнее, что развертывающаяся перед нами беседа знакомит нас с личным обликом и личным путем Гарегина I. Вот мы читаем: «Я вспоминаю свою бабушку. Это была простая, необразованная, неграмотная женщина, но когда она брала меня с собой в церковь, мне казалось, что это уже совсем другой человек: она словно преображалась». И мы узнаем о литургическом благочестии простых армян что-то, чего не узнали бы из вероучительных тезисов... Глава II дает живой и конкретный образ самоощущения в армянской диаспоре — от деревни в Сирии, где мальчику до 13 лет не приходилось узнать о существовании электричества, до колледжа в Оксфорде, где, между прочим, юноше пришлось услышать от студента-шотландца недоуменный вопрос: « А где это Армения!» Да, и это тоже. И когда в дальнейших главах обсуждаются общие вопросы просвещенно-консервативной церковности в современном мире, читатель, соглашаясь с Католикосом или резервируя себе право на особое мнение, во всяком случае ощущает за каждым тезисом личную позицию, контекст, употребляя одно из любимых слов приснопамятного Гарегина I, экзистенциальный.

А мы, читатели, не должны забывать нашей благодарности как за мыслительный уровень беседы, так и за ее личностный характер, — ее инициатору, «совопроснику» Католикоса, итальянскому писателю Джованни Гуайте.

Сергей Аверинцев

Грац, Австрия. 24 июня 1997 года. Открытие второго дня Второго Европейского Экуменического Собрания поручено его Святейшеству Гарегину I, Католикосу Всех Армян. В армянском монашеском облачении с характерным длинным черным капюшоном Католикос уверенно начинает свою речь на прекрасном английском: «Я живу в Армении, в стране, где находится гора Арарат, которая упоминается в Библии. Здесь более 1700 лет верно свидетельствуют о Христе...»

Глава Армянской Церкви анализирует те огромные изменения, которые произошли в Европе за последние десять лет, говорит об их последствиях в жизни Церкви. Присутствующих на ассамблее поражает точность и глубина анализа, искренность в постановке проблем, а также открытость и оптимизм предложений. Но не менее сильное впечатление произвели ответы Католикоса во второй половине дня, когда во время своей пресс-конференции он отвечал на вопросы журналистов.

Лично я был поражен тем, что такое положительное представление об экуменизме, такой призыв к динамизму и к принятию вызова современности исходит именно от представителя Восточной Церкви, к тому же одной из древнейших в мире.

Я уже более десяти лет живу в Москве. Вот скоро 20 лет, как русская духовность и Православие в целом находятся в центре моих интересов, поисков и размышлений. Я знаком с трудностями, которые преодолевают Православные Церкви в бывших коммунистических странах в связи с социальными и экономическими изменениями в их жизни. И именно поэтому дух открытости и оптимизм Гарегина I вдохновили меня на данное интервью.

Католикос Всех Армян Гарегин I — несомненно одна из самых ярких личностей восточного христианства уходящего века.

Этот сын армянской диаспоры, родившийся в простой крестьянской семье в глухой сирийской деревне, учился в Оксфорде, был епископом в Иране и в Нью-Йорке, в 1977 году стал главой Армянской Церкви в Киликии, а в 1995 — Католикосом Всех Армян. За короткое время своего пребывания во главе Армянской Церкви в св. Эчмиадзине Католикос Гарегин успел сделать немало: он реформировал систему образования будущих священников, создал центры духовного воспитания мирян, умножил количество епархий в Армении и в странах бывшего Советского Союза, открыл семинарии, освятил новые храмы, организовал в Церкви социальную службу помощи бедным, больным и нуждающимся, способствовал участию Церкви в культурной жизни страны. Он много проповедовал в средствах массовой информации, часто совершал поездки по епархиям, беседовал с простыми людьми, принимал посетителей из разных стран мира, общался с государственными деятелями, предпринимателями и представителями культуры. Своей необыкновенной энергией и работоспособностью Католикос Гарегин удивлял многих в Армении; но он считал, что «Католикос — служитель, который должен идти к людям, как это делал Христос... Церковь не застывший институт; сегодня она должна быть динамичной».

С молодости вовлеченный в диалог между Церквами, он сделал целью своей жизни поиск единства христиан. Его совместная декларация о христологии с Папой Иоанном Павлом II окончательно внесла ясность в многовековой спор. Безусловно, Римская декларация и многие другие начинания Католикоса останутся в истории Церкви и Армении. Бывало, он не сразу встречал понимание окружающих, но он всегда был открыт для диалога, мог объяснить свою позицию и мужественно брал на себя ответственность каждый раз, когда считал что его действие служит для блага Церкви. «История учит нас, — говорил он — что многие решения, которые в свое время были неправильно поняты приобретали первостепенное значение».

Читать дальше