И. К. Сурский - Отец Иоанн Кронштадтский

Стихира Недели ваий.

Она была богобоязненная, глубоко верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански и в страхе Божием кончившая свое земное странствование. — По словам отца Иоанна, П. И. Ковригина «почти всю жизнь провела так благочестиво и так благоплодно, что смерть ее <...> действительно стала для нее утешением, сном упокоения от трудов...» (Прот. И. И. Сергиев (Кронштадтский). Слово, сказанное при погребении девицы Параскевы Ивановны Ковригиной <...>, 27 сент. 1886 года. // Собр. соч. Т. 3. С. 467-468).

Лк. 4, 23.

Я сам многократно слышал проповеди отца Иоанна, в которых он громил Льва Толстого и предсказывал ему лютую кончину, что напечатано также во многих местах творений отца Иоанна. — Антитолстовская проповедь отца Иоанна была широким многоплановым явлением и включала в себя как обращения к верующим с амвона, так и печатные материалы — открытые письма, выдержки из дневников (см. об этом выше, примеч. 66). Постоянный мотив антитолстовской проповеди отца Иоанна — деструктивный характер толстовского учения: «Но от плодов дерево познается. Посмотрите, что породило во многих русских толстовское учение: разнузданность умов, сердец и волей, распущенность нравов, разрыв брачных, священных уз, эпикурейское наслаждение жизнию, безверие и безбожие многих, поклонение своему разуму, самопрельщение, гордыню бесовскую и самоубийства» (Прот. И. И. Сергиев (Кронштадтский). Против гр. Л. Н. Толстого, других еретиков и сектантов нашего времени и раскольников. СПб., 1902. С. 14).

Святейшим Синодом граф был отлучен от Православной Церкви... — Обстоятельства отлучения Толстого от Церкви изложены в Определении Св. Синода от 20-23 февраля 1901 г., где о проповеднической деятельности писателя говорится следующее: «В своих сочинениях и письмах, во множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской: отвергает личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа — Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради, человеков <...> отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Св. Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств — святую Евхаристию» (Л. Н. Толстой: Pro et contra. Спб., 2000. С. 346) Подробнее см.: проф. И. М. Андреев. Отлучение Льва Толстого от Православной Церкви // Очерки по истории русской литературы XIX века (краткое конспективное изложение некоторых лекций, читанных в Свято-Троицкой Духовной Семинарии). Джорданвилль, 1968. С. 264-277).

Магистр богословия Дьяченко, в своих 4-х обширных томах так же говорит о кончине людей, как и монахи. — В 1-м томе трехтомного (а не четырехтомного) труда «Уроки и примеры христианской веры, надежды и любви» (М., 1890) прот. Г. М. Дьяченко (священник московской Трифоновской церкви) собрал святоотеческие свидетельства о том, что перед смертью у человека открывается духовное зрение, и люди порочные видят тогда злых духов, благочестивые же — наоборот. (Указ. соч. С. 232-234).

...господин Ярмонкин издал книжку, в которой были перечислены запрещенные дотоле к печати хуления и глумления Толстого... — Имеется в виду книга: Ярмонкин В. В. Письма идеалиста (СПб., 1902), в которой 10-12 части (письма) посвящены Л. Н. Толстому. Написанные в форме обращения к Толстому, эти полемические статьи Ярмонкина содержат много цитат из поздних религиозно-моралистических трудов писателя: «Учение еврейское и церковно-христианское Вы называете безобразием <...> веру, которою живут все народы XIX столетия, Вы называете мошенничеством <...> Ваша же религия разума довела Вас до того положения, что Вы объявили, что “Христос потому называл себя Сыном Божиим, что был незаконнорожденный и не знал настоящего Отца” <...>. Один мой знакомый, глубоко презирающий Ваши потуги на “учение”, принес мне Ваш роман “Воскресение”, в заграничном его издании, и показал мне те страницы, конечно, пропущенные цензурой, в которых Вы буквально издеваетесь над церковной службою и Таинством Причастия <...>. Какое может быть оправдание тому человеку, который одной рукой держит знамя “непротивления злу”, а другой печатает свои сочинения за границей, т.е. “противится злу” (т.к. несомненно Вы считаете цензуру злом) и издевается над религиозным чувством других?» (Указ. соч. С. 300-304). Помимо этих статей, Ярмонкин не раз обращался к трудам позднего Толстого. Так, в статье «Трагикомедия нашей жизни» Ярмонкин упрекал Толстого за «пропаганду крайнего материализма» («Русское знамя». 1909. 25 нояб., № 265).

...тогда бы никто не возмущался отлучением Толстого. — Широкую панораму разных мотивировок неприятия этого решения Св. Синода дает книга Г. И. Петрова «Отлучение Л. Толстого от Церкви» (М., 1978), в которой приводятся выдержки из составленной департаментом полиции сводки результатов перлюстрации. Например, в письме генерал-адъютанта гр. Н. П. Игнатьева акт отлучения трактуется как тактически неверный шаг: «Нет, это публичное заявление Синода едва ли своевременно, и в глазах легкомысленных и заблудших людей только увеличит, пожалуй, значение Толстого и враждебность к строю Церкви Православной». В письме некоей Н. П. Агапьевой были взяты на заметку следующие строки: «Никто не мог предполагать такой комедии, как официальное отлучение Л. Толстого от церкви. Осрамили Россию на весь мир <...>, это личная месть Победоносцева за то, что Толстой осмеял его в “Воскресении”» (Указ. соч. С. 48-49).

После революции Валаам отошел к Финляндии... бежали в Югославию. — В 1917 г. остров Валаам отошел к Финляндии, а после советско-финской войны 1940 г. был возвращен России. О духовном влиянии валаамских монахов пишет инок Всеволод (филипьев): «Одни из них в 20-х гг. были изгнаны из обители, другие в эти же годы были насильственно вывезены в СССР, третьи оставались в обители, мужественно терпя все притеснения и нападки. Но где бы ни оказались иноки-старостильники <...> и по прошествии многих лет валаамские изгнанники, подписывая письмо, после своего имени непременно делали приписку: Валаамец. <...> Добрые плоды на ниве Святого Православия принесли валаамские изгнанники. Монахи-уединенники, простецы по большей части, вырванные из тихой валаамской жизни, они восприняли на себя подвиг миссионерского служения. Многие из них, попав в середине 20-х гг. в Сербию, Македонию, Болгарию, Словакию, Францию, а позже и в Америку, и в Африку, стали духовниками и наставниками для тысяч русских беженцев. Другой важной заслугой валаамских иноков является их участие в деле возрождения славянского монашества. Ведь монашеская традиция у южнославянских народов была практически утрачена. Еще хуже обстояло дело с духовничеством. Оно почти полностью исчезло, так как во время турецкого ига церковные власти разрешали Причастие без исповеди в связи с тем, что турки часто мучили священников и вымогали у них тайну исповеди. Сербские патриархи Димитрий, а затем Варнава стремились возродить Православие в Сербии во всей его полноте. С этой целью они приглашали в Сербию русских изгнанников: архиереев, священников, монашествующих. Они приютили в Сремских Карловцах митрополита Антония (Храповицкого), а последний пригласил изгнанных валаамских старостильников в Сербию» (Всеволод (Филипьев), инок. Святорусское откровение миру. Джорданвилль, 2000. С. 82-83).