Сергей Большаков - На высотах духа

- А странничество - подвиг, отец Иоанн?

- Да и какой, только юродство выше, ибо труднее. Но юродствовать не дозволяется, а только очень немногим, по благословению великих старцев. Мы и малого-то снести не можем, куда уж там пускаться в великое. Вот о старце Леониде Оптинском такую историю рассказывают. Один монах надоедал ему просьбами благословить на вериги, а старец ему отвечал: “Зачем тебе вериги? Монашество само есть тяжкие вериги, если все делать как следует”. Но монах все клянчил. Наконец старец благословил, а затем вызвал к себе монаха-кузнеца и сказал ему: “Придет к тебе завтра монах просить, чтобы ты ему вериги сделал, а ты скажи: “Зачем тебе вериги?” - Да зауши хорошенько. На следующий день прибегает к нему разгневанный монах и объясняет, что он просил кузнеца сделать ему вериги, а тот вместо этого его заушил. “Ну вот, - сказал старец, - ты одной пощечины не стерпел, а побежал жаловаться. Куда тебе носить вериги? Так вот и не надо выше головы прыгать”.

- Вот мне отец Михаил говорит: “Сей, брате, доброе слово всюду, и в тернии, и при дороге, и на камени, все может что-нибудь и произрастет и плод принесет, даже сторичный”. Что Вы думаете, отец схиигумен?

- Ну, уже раз отец Михаил так сказал, надо слушаться. Сей доброе слово всюду, вот и будешь странствовать, как тот странник. Это, брат, не малый подвиг.

- А смогу ли я выдержать, батюшка?

- С верой сможешь, ибо сказано: “Все могу об укрепляющем меня Иисусе”. Вот к молитве Иисусовой прилегай, она тебя и вывезет.

С отцом Мисаилом я встретился на Афоне в 1951 году, когда он был гостиничником в Свято-Пантелеимоновском монастыре. Он был высок, прям, в полном уме и твердой памяти, благодушен и ласков. Он прибыл на Афон в 1896 году и любил рассказывать, как он, по дороге на Афон, проезжал через Москву, приготовляемую к коронации императора Николая II-го, которого он уважал еще более, чем старец Михаил.

Раз я сидел в моей прекрасной комнате, в архондарике, с портретами императора Александра II-го и его супруги и митрополита Московского Филарета на стенах. Окна и двери на балкончик, по столбам которого вились цветущие глицинии, были открыты настежь. Внизу были видны монастырские здания и церкви, сады, горы и синее небо, залитое ярким утренним светом. Я сидел у окна и рассматривал найденную мной в отделе рукописей богатейшей монастырской библиотеки рукопись “Откровенных рассказов странника”, написанную прекрасным почерком и помеченную приемом в отдел много ранее издания печатных рассказов. Передо мной был несомненно оригинал, с которого архимандрит Казанского Черемисского монастыря из дал свою книгу. Меня заинтересовал факт, при сличении рукописи и книги, что в последней были пропущены не только целые столбцы, но и два очень длинных рассказа.

В дверь постучали и в комнату вошел отец Мисаил.

- Я вот сказал Василию, чтобы он Вам чайку принес с хлебом и вареньем, подкрепиться.

- Очень Вы обо мне, отец Мисаил, заботитесь, даже неловко.

- Да как же не заботиться? Вы редкий гость. Русские люди редко ныне сюда к нам приезжают, не то, что в старые года. Когда-то кто заглянет? А все больше иностранцы разные, протестанты и католики, а всего чаще просто любопытные, безо всякой веры, просто поглазеть. Живут, ходят из монастыря в монастырь. Все им показывай. Человека приходится для этого держать. А Вы тут рукописью какой-то занимались? Ишь, как красиво написано, а по-русски.

- Знаете, отец Мисаил, это подлинник “Откровенных рассказов странника”. Несомненно странник был на Афоне и записал свои похождения для тогдашнего духовника, иеромонаха Иеронима (Соломенцева). Когда же Казанский архимандрит издал эту рукопись книгой, он немало из нее выпустил: целых два больших рассказа, между прочим.

- Ишь ты. А почему же он их выпустил?

- Мелкие выпуски понятны. Там странник сурово относится к богословам-академикам, из которых выходили архиереи. Такое свободомыслие могло не понравиться иерархии, а иметь с ней затруднения Казанский архимандрит не хотел. Странник резко критиковал отжившую схоластику, тогда преподававшуюся. А два рассказа архимандрит выпустил, наверно, потому, что думал, что они могут смутить читателей из иноков. Ведь рукопись была написана мирским человеком и для духовника.

- А что же говорится в этих рассказах?

- В первом, начало которого имеется в книге, рассказывается, как странник ночевал на подозрительном постоялом дворе и как проснулся, когда тройка лошадей с пьяным ямщиком налетела на избу и разбила окно, под которым он спал. А в рукописи говорится, что когда Странник улегся спать, то пришла к нему женщина с этого же двора с намерениями жены Потифара и стала к нему ласкаться, что возбудило в нем похоть, и обычная его молитва самотечная приостановилась. Странник, вероятно, впал бы в грех, если бы не эта тройка. Женщина от этого потрясения сильно заболела, но была исцелена молитвами странника…

- Да, великое дело - молитва Иисусова, Сергей Николаевич, заметил отец Мисаил, подлинно от смерти и позора спасает. А это правда, когда подымается блудная страсть, то молитва Иисусова, самотечная, прекращается. Тогда уже усилие надо.

- А вот женатые люди этой молитвой почти не занимались. Как же это выходит? - спросил я.

- Сравнили! Одно - законный, благословенный брак, а другое - блудная похоть, что появилась у странника к чужой женщине. Тут блуд или еще и прелюбодеяние. Натурально отец архимандрит подумал, что кто не разбирается в вещах правильно, может соблазниться. А Вы знаете, что бывает за соблазн малых сил? Лучше бы тому человеку не родиться. Бес хитер. Он нас донимает не мытьем, так катаньем и может нас этой же великой молитвой угробить, если нет у нас смирения. Поняли? Я пришел сюда давно-давно, в 1896 году. Видел я и отца Стратоника, которым вот восторгался отец Силуан, о котором пишет отец Софроний, и даже отец Иларион, который написал “На горах Кавказа”. Ну, а отец Иларион не академик, может где и неясно о чем выразился… Попалась книжка эта двум дворянчикам, ученым, отцу Антонию Булатовичу, из Андреевского скита, и отцу Алексию Киреевскому, из нашего монастыря, и стали они спорить. Одному - книжка верх мудрости и праведности, а другому - полна ересей. Соблазнили они своими спорами немало простых монахов и пошла буча. Пришлось сотни русских монахов выслать с Афона, а тут еще война - и началось увядание русского Афона. А теперь до чего дошли? Одни старики остались, молодежи - никакой. Если бы отцы Антоний и Алексий занимались бы молитвой Иисусовой как следует, в смирении сердца, то не устроили бы они этой свары. Какая уже тут молитва, когда друг друга последними словами обзывают? Тот, кто горд, нетерпим, властен, тому заниматься молитвой Иисусовой неподобает, если молясь, он все время грешит, и не кается. Тогда эта молитва ему во осуждение.