Будда Шакьямуни - Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Случилось, что в одном округе взбунтовались подданные. Царь отправился их усмирять и сказал жене:

— Милая, я уезжаю усмирить бунт, а ты оставайся дома.

— Нет, господин, я не хочу оставаться, я поеду с тобой, — попросила жена.

Царь описал ей тяготы похода и все опасности и наказал:

— Жди меня и не скучай. Я велел царевичу Падме исполнять все, что ты пожелаешь. Усмирил царь бунтовщиков, навёл в округе порядок и, возвратившись, остановился лагерем перед городом.

Узнав, что отец возвращается, Бодхисаттва велел украсить город, сам пошёл с обходом по царскому дворцу и один, без провожатых, заглянул в покои к царице. А она, увидев, какой он красавец, голову потеряла. Бодхисаттва поклонился ей и сказал:

— Что тебе нужно, матушка?

— Не надо называть меня матерью, лучше взойди со мною на ложе!

— Зачем это? — Насладимся любовью, пока царь не вернулся.

— Ты мне, почтенная, и впрямь вместо матери, да ещё ты и замужем, а я на замужних сроду не смотрел с вожделением. Нет, на это я не склонюсь, грязно это.

Та опять за своё, но Бодхисаттва наотрез отказался.

— Так ты меня не послушаешься?

— Нет, не послушаюсь. — Смотри, я пожалуюсь на тебя царю. Он тебе голову снимет.

— Поступай, как знаешь, — сказал он, пристыдил её и ушёл.

Она же перепугалась: «Если он раньше меня доложит царю, царь предаст меня смерти. Надо его упредить». И она отказалась от пищи, оделась в грязное платье, исцарапала себе лицо и наказала служанкам: «Если царь обо мне спросит, скажите, что я-де занемогла». Она легла и притворилась, будто ей нездоровится. А царь совершил обход города и пришел во дворец. Не видя царицы, он спросил, что с нею. Слуги сказали, что ей неможется. Царь пошёл в опочивальню и спрашивает:

«Что с тобой, государыня?» Та не отвечает, будто и не слышит его. Он второй раз спросил, третий... Наконец ответила:

— Не спрашивай, государь, помолчи лучше. Знал бы ты, каково мне, мужней жене, пришлось!

— Говори сразу, кто тебя обидел? Я ему голову отрублю.

— Кого ты, государь, вместо себя в городе оставил?

— Царевича Падму.

— Он самый и есть. Пришел ко мне и говорит: «Если кто царь здесь, так это я. Я беру тебя себе в наложницы». Уж как я его уговаривала: «Не делай так, дорогой, я ведь тебе мать» — не помогло. Начал меня за волосы таскать, да не осилил. Избил и ушёл.

Царь не стал разбираться, раздулся со злости, как кобра, и приказал слугам: «Схватите и приведите ко мне царевича Падму». Слуги разбежались по городу, пришли к Падме в дом, схватили его, побили, заломили за спину руки, связали их крепко-накрепко, повесили на шею гирлянду цветов канаверы, как вешают смертникам, когда ведут их на казнь, и погнали пинками во дворец. «Царица оговорила меня», — понял он и с горечью стал объяснять: «Люди, я ни в чем не провинился перед царём! Я невиновен!»

Весь город пришел в волнение: «Говорят, царь по оговору жены хочет казнить царевича Падму!» Люди сбежались к царевичу, повалились ему в ноги и в голос запричитали:

— Не заслужил ты этого, господин! Наконец привели его к царю. Царь при виде Падмы разъярился пуще прежнего:

— Царя вздумал из себя строить! На супругу мою покусился! Ступайте, сбросьте его в пропасть, куда бросают разбойников.

— Нет за мной никаких прегрешений, отец! Не губи меня по женскому наговору! — взмолился Великий. Но отец его и слушать не стал.

Тут все шестнадцать тысяч царских танцовщиц зарыдали в голос: «Не заслужил ты этого, любезный царевич, не заслужил ты, наш Падма!» Кшатрии, советники, челядь — все просили царя:

— Государь, царевич ведь благонравен и добродетелен, он продолжит твой род, он преемник твой на престоле. Не губи его по оговору женщины, разберись сначала. Ведь царю следует действовать осмотрительно! И они произнесли:

«Пока ты сам не убедился

В чужой вине — большой иль малой,

Ты назначать не можешь кары.

Сначала нужно разобраться!

Кто налагает наказанье,

Не рассмотрев, как должно, дело,

Слепцу подобен, что глотает

Еду с козявками и сором.

Наказывающий безвинных

И попускающий виновным.

Он как слепец, что по ухабам

В путь без поводыря пустился.

Но кто во всяком деле лично,

В большом и малом, разберётся

И досконально все узнает –

Тот может выносить сужденье.

Ни неизменным снисхожденьем,

Ни непреклонностью суровой

К величию нельзя подняться –

Их нужно сочетать умело.

Ведь слишком мягким помыкают,

А слишком строгий ненавистен,

И обе крайности опасны.

Держаться лучше середины.

Один присочинит в запале,

Другой оговорит по злобе,

Нет, из-за женщины, владыка,

Ты убивать не должен сына».

Но какие доводы советники ни приводили, они не смогли убедить царя. И Бодхисаттва сам молил царя — и тоже понапрасну. Упрямый царь приказал вновь: «Ступайте, сбросьте его со скалы, как разбойника».

«Я вижу, вы здесь сговорились,

А женщине никто не верит.

Один лишь я не сомневаюсь.

Скорее сбросьте его в пропасть!»

Услышав этот приказ, ни одна из шестнадцати тысяч царских танцовщиц не смогла сдержать вопль горя. Все горожане зарыдали, стали ломать руки и рвать на себе волосы. «Как бы они не помешали казнить его», — подумал царь. Он сам направился со свитой к обрыву и, не внимая ничьим воплям, приказал сбросить сына в пропасть вниз головой.

Но та великая сила доброты, что исходила от Бодхисаттвы, не дала ему погибнуть. Дух пропасти взлетел к нему и со словами «Не бойся, великий Падма!» подхватил его обеими руками, взял к себе на грудь, бережно опустил его к подножию горы и осторожно посадил на капюшон владыки Нагов — ведь та гора была их царством. Царь Нагов отвёл Бодхисаттву в свой дворец и разделил с ним слуг своих и власть. Прожил он у Нагов целый год, а потом решил вернуться в мир людей.

— Куда тебя доставить? — спросил царь Нагов.

— Я стану отшельником в Гималаях, — сказал Бодхисаттва.

Царь Нагов с ним согласился, отнёс его в людской мир, снабдил всем, что надобно подвижнику, и там его покинул. А Бодхисаттва удалился в Гималаи, по древнему обычаю стал там подвижником. Он научился созерцанию, обрёл чудесные способности и зажил там, поддерживая жизнь корнями и плодами.

Однажды на охоте туда забрёл какой-то житель Варанаси. Он узнал Великого:

— Господин, ты не царевич ли великий Падма?

— Да, это я, приятель.

Тот поклонился Бодхисаттве, пожил у него некоторое время, а когда вернулся в Варанаси, доложил царю:

— Государь, твой сын живёт по древнему обычаю отшельником в Гималаях, там у него шалаш. Я сам с ним прожил не один день.

— Своими ли глазами ты его видел? — спросил царь. — Да, господин.

Царь отправился туда с большим отрядом воинов. На опушке леса он поставил лагерь, а дальше пошёл сам с советниками и увидел наконец Великого, сиявшего как золотое изваяние. Тот сидел у входа в свой шалаш. Царь поздоровался и сел с ним рядом, а за царём и советники учтиво приветствовали Бодхисаттву и тоже расселись. Бодхисаттва заговорил с отцом, предложил ему плодов.