Будда Шакьямуни - Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Как вы, братия, думаете: будет ли этот мужчина неосмотрителен, или же он осторожно понесёт эту полную масла чашу?" — спросил Учитель. "Разумеется, он будет соблюдать осторожность, почтенный", — ответили ему монахи. "Так вот, братия, — молвил Учитель, — я вам привёл наглядный пример, чтобы вы как следует уразумели то, что я вам хочу сказать. Суть, братия, вот в чём: чаша, до краёв наполненная маслом, олицетворяет сосредоточенность сознания на том, что тело — только собрание частей, и, как всё, состоящее из частей, оно — бренно. А из этого следует, братия, что у живущего в этом мире все мысли должны сосредоточиться на таком представлении о теле. К этому нужно стремиться неукоснительно. Об этом должно вам помнить, братия". Учитель научил монахов сутте о деревенской красавице, истолковал и букву, и дух её, а покончив с суттой и пояснениями к ней, добавил: "Бхиккху, который стремится к такой сосредоточенности, должен быть столь же осторожен, как человек, несущий в руках чашу с маслом. Чашу следует нести бережно, не выплёскивая ни капли, — так и бхиккху пусть должным образом сосредоточит мысли свои, не расплёскивая их в суетности".

Выслушав преподанную сутту и её истолкование, монахи сказали Учителю:

"А всё-таки, почтенный, трудно исполнимое дело совершил бы мужчина, который с чашей в руках прошёл бы мимо обольстительной деревенской красавицы, не взглянув на неё хоть краешком глаза".

"Нет, братия, — возразил им Учитель. — Это вовсе не трудно исполнимое дело, скорее лёгкое, потому что мужчина, несущий чашу, шёл бы, гонимый страхом перед человеком с обнажённым мечом в руке. Вот в прежние времена мудрые и впрямь совершили трудноисполнимое дело. С тщанием поддерживая сосредоточенность духа, они всецело обуздали чувства, обычно властвующие над духом, и, сумев избежать чар дивной красавицы, обрели в награду царство". Поясняя свою мысль, Учитель поведал о том, что было в прежней жизни.

"Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал царь Брахмадатта, бодхисаттва явился на свет младшим из ста царских сыновей и по прошествии положенного числа лет достиг зрелости. В ту пору при царском дворце кормились несколько Пратьекабудд, и бодхисаттва всегда был рад услужить им. Как-то раз бодхисаттва подумал: "У меня много братьев. Займу ли я когда-нибудь трон, принадлежащий нашему роду, в этом самом городе или нет?" И решил: "Cпpoшy-ка я Пратьекабудд и всё у них узнаю". На следующий день во дворец явились Пратьекабудды. Бодхисаттва, надлежаще приветствовав их, нацедил воды в кувшин, вымыл и насухо вытер ноги Пратьекабуддам и сел вместе с ними за трапезу. Когда все насытились, бодхисаттва, оставаясь чуть поодаль от Пратьекабудд, почтительно поклонился им и заговорил о своём деле. И вот что ответили ему Пратьекабудды:

"В этом городе, царевич, тебе не царствовать. За двадцать сотен йоджан отсюда, в стране Гандхара, есть город Таккасила, там ты и воссядешь на трон, если сможешь добраться туда за семь дней. Дорога туда проходит через большой лес, опасный для путников. Если обходить его кругом — выйдет целая сотня йоджан, а идти напрямик через лес — всего пятьдесят йоджан. Лес этот называется Лесом Демонов. Живут там яккхини. Своей чародейской силой они создают у дороги волшебные деревни с постоялыми дворами, под навесами из пёстрой ткани, затканной золотыми звёздами, яккхини ставят изукрашенные драгоценными каменьями ложа с откинутыми пологами дивных расцветок. И, надев на себя украшения, достойные небожительниц, из таких постоялых дворов они сладкими речами зазывают прохожих. "Ты очень устал, — говорят они путнику, — зайди же сюда, присядь ненадолго, испей воды, а потом пойдёшь дальше". Всех, кто поддался на их уговоры, они усаживают на ложе радом с собой и неотразимой своей красотой и чарами разжигают в них желание. Лишь только эти несчастные, терзаемые страстью, соединяются с яккхини, те умерщвляют их и, пока ещё хлещет тёплая кровь, пожирают. Истинное чувство красоты у человека они стараются заглушить своей прельстительностью, своими чарами, целиком заполняют слух его своими сладкозвучными песнями и речами; прельщают обоняние дивным благоуханием, вкус услаждают божественно вкусными кушаньями, а осязание подавляют необыкновенной мягкости ложами и пуховыми подушками кроваво-красного цвета. Если же, обуздав чувства и укрепясь духом, ты сумеешь миновать соблазнительниц, даже не посмотришь в их сторону, то на седьмой день воссядешь на престол в городе Таккасиле".

"Полно, почтенные! — воскликнул бодхисаттва. — Неужто я буду глядеть на яккхини после ваших предостережений?"

Он попросил Пратьекабудд благословить его и дать ему какой-нибудь оберег от опасности. Пратьекабудды произнесли заклятие и дали ему нить и горсть песка. Сердечно простясь с ними, а также с отцом и матерью, бодхисаттва направился в свои покои, чтобы предупредить близких.

"Я, — сказал он им, — иду в Таккасилу, чтобы стать там царём; вы же оставайтесь тут". Пятеро из его близких, однако, сказали:

"И мы тоже пойдём с тобой".

"Нет, — ответил им бодхисаттва, — вам нельзя идти со мной: говорят, что в лесу на полпути в Таккасилу водятся яккхини. Они обольщают своей красотой всех проходящих; заполонив их чувства, распаляют в них вожделение, а затем губят. Опасность велика, но я всё-таки пойду, потому что полагаюсь на себя".

"Неужто, если пойдём с тобой, мы позволим обольстить себя красотой, господин? — настаивали они. — Да мы на них и не глянем. Возьми же нас с собой в Таккасилу".

"Ну ладно, — согласился бодхисаттва. — Только будьте осторожны!" И, взяв с собою всех пятерых, он выступил в путь.

И вот они уже достигли леса, где в волшебных деревнях под навесами сидели яккхини, завлекая прохожих. Один из спутников бодхисаттвы — тот, чей взор неизменно прельщался прекрасным, — всё-таки глянул в сторону одной яккхини. Её красота возбудила в нём неодолимое влечение, и он стал понемногу отставать.

"Что это ты, приятель, отстаёшь?" — спросил бодхисаттва.

"Ноги у меня болят, царевич, — пожаловался тот. — Я зайду ненадолго под навес, посижу там и догоню вас".

"Друг мой, — сказал ему бодхисаттва, — эти красотки — яккхини, не позволяй же себе увлечься ими".

"Пусть будет, что будет, царевич, — ответил его спутник, — только мочи моей нет".

"Скоро ты поймёшь своё заблуждение", — заметил бодхисаттва, и они пошли дальше, уже вчетвером. А его спутник, падкий на красоту, поспешил к яккхини, и лишь только одна из них позволила ему совокупиться с нею, как тотчас же лишила его жизни.

Сразу после этого все яккхини, опередив путников, силою колдовства возвели у дороги новый навес и уселись там, распевая песни и играя на музыкальных инструментах. На этот раз от бодхисаттвы отстал тот из спутников, чей слух всегда прельщался звуками музыки. Яккхини съели и его, вновь забежали вперёд путников, оборотились торговками и уселись у дороги, поставив перед собой плетёные корзины с всевозможными ароматными снадобьями и благовониями. И тот, чьё обоняние не могло устоять перед дивными ароматами, отстал и тоже был съеден. Яккхини снова бросились вперёд и возвели на обочине лавку со съестными припасами, эту лавку они наполнили сосудами с дивными яствами, способными удовлетворить любой вкус. Сами же уселись около этой лавки. В этот раз отстал тот, кто привык услаждать свой вкус чревоугодничеством. Яккхини съели и его. Покончив с ним, они снова кинулись вперёд и улеглись на ложах необыкновенной мягкости. Последний из спутников, который очень любил доставлять приятное ощущение своей коже, отстал и также был съеден. Бодхисаттва остался в одиночестве.