Будда Шакьямуни - Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Вещунья же явилась к государю и сообщила ему о том, что дочь его и племянник случайно соединили свои судьбы. "Что ж, — подумал царь, — дочь моя с самого рождения предназначалась в жёны племяннику. Они столь же хорошо подходят друг другу, как жидкое топлёное масло и рисовая каша". И он дал согласие на брак дочери и племянника. Со временем он передал племяннику престол, а дочь свою сделал царицей. Племянник, став царём, жил со своей женой в мире и счастливом согласии и правил царством в соответствии с дхаммой. Брахман же, который судил о мечах по приметам, начал служить новому повелителю.

Случилось однажды этому брахману прислуживать царю. Стоял он против солнца, лак на носу у него растаял, нашлёпка свалилась на землю. Брахман, сгорая от стыда, стоял перед царём, низко опустив голову. Заметив его смущение, государь сказал со смехом: "О наставник, пусть это не тревожит тебя, ведь одному чих приносит несчастье, а другому — счастье. Ты чихнул — рассёк себе нос, а вот я чихнул — и получил в жёны дядюшкину дочь да и царство в придачу". И он спел такую гатху:

Что было одному благословеньем,

Другому только горе принесло.

И стало быть, не всё на свете благо,

И стало быть, не всё на свете зло.

Так, в стихах молодой царь разъяснил тем, кто там был, суть происшедшего. Всю остальную жизнь он прожил, подавая милостыню и творя иные добрые дела, а с истечением срока перешёл в другое рождение в согласии с накопленными заслугами". И, желая показать слушавшим всю многогранность мира, в котором благостное переплетено с дурным, Учитель так истолковал джатаку: "Брахманом, который судил о мечах по приметам, был в ту пору этот самый брахман; царским же племянником, унаследовавшим престол, был я сам".

(Перевод Б.А. Захарьина)

С восклицания: "Кто стягом дхаммы прикрывает мысли..." — Учитель — он жил тогда в Джетаване — принялся рассказывать о монахе-притворе. Когда Учителю рассказали, сколь велико притворство этого монаха, он заметил: "О бхиккху, не только ведь ныне, но и в прежние времена он отличался столь же великим притворством", и поведал слушавшим о том, что было в прошлой жизни. "Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал царь Брахмадатта, бодхисаттва возродился на земле в облике огромной, чуть не с поросёнка, мыши. Был он наделён большим умом и жил в лесу, предводительствуя многими сотнями других мышей.

Однажды, увидав эту мышиную стаю, какой-то бродячий шакал подумал: "Войду-ка я к этим мышам в доверие, а потом всех их съем". Приняв такое решение, он расположился возле мышиной норы. Стоял на одной ноге и глядел не мигая прямо на солнце. Кормился он одним воздухом. Отправляясь на поиски корма, бодхисаттва увидел его в таком положении и, подумав, "Должно быть, это — великий святой", — подошёл ближе и спросил:

"Как твоё имя, почтенный?"

"Меня зовут Дхаммика — "Преданный дхамме", — ответил шакал.

"Почему ты, стоя на земле, опираешься не на все четыре лапы, а только на одну?" — снова спросил бодхисаттва.

"Если бы я опёрся всеми четырьмя лапами, земля не выдержала бы моей тяжести, потому-то я и стою на одной ноге", — объяснил бодхисаттве коварный шакал.

"Почему же ты так широко разинул пасть?" — продолжал расспрашивать бодхисаттва.

"А потому, — сказал шакал, — что я не ем ничего другого, кроме воздуха, одним воздухом кормлюсь".

"Почему ты глядишь прямо на солнце?" — спросил ещё бодхисаттва.

"А потому, — ответил шакал, — что я воздаю солнцу почести".

"Должно быть, он очень добродетелен", — подумал бодхисаттва, выслушав шакала. И с тех пор он вместе с остальными мышами по утрам и вечерам приходил к шакалу и почтительно ему кланялся.

После того как мыши выражали таким образом своё почтение, шакал хватал заднюю мышь, мгновенно её проглатывал, обтирал пасть и продолжал стоять как ни в чём не бывало. Вскоре мышиный род сильно уменьшился в числе, и мыши призадумались. "В прежние времена, — рассуждали они, — мы с трудом помещались в норе, хотя и непрестанно размножались, теперь же нас стало так мало, что даже не вся нора заполнена. В чём дело?" Они рассказали обо всём своему вожаку. "По какой же это причине так уменьшился мышиный род?" — рассуждал сам с собой бодхисаттва. Подозрения его пали на шакала, и с течением времени эти подозрения окрепли. "Испытаю-ка я шакала", — решил наконец бодхисаттва. После того как мыши оказали шакалу обычные почести, бодхисаттва пропустил всех вперёд, а сам замешкался и остался последним. Шакал тотчас кинулся на него. Однако бодхисаттва был настороже. Заметив ещё раньше, что шакал готовится к нападению, он отпрянул в сторону и, поворотясь к шакалу, воскликнул: "Так вот оно что! Теперь-то мне ясно, каково твоё подвижничество, не ради дхаммы, истинной самой по себе дхаммы, ты прилагал усилия, но только ради того, чтобы, прикрываясь знаменем дхаммы, истреблять живых существ!" И он спел такую гатху:

Кто стягом дхаммы прикрывает мысли,

Исполненные скверны, и тайком

Живых существ нещадно истребляет,

Того уместно называть "котом".

С этими словами царь мышей подпрыгнул, впился зубами шакалу в шею и, добравшись до горла, враз перекусил его, лишив тем шакала жизни. Тут набежало множество мышей, и все принялись пожирать останки шакала — только и слышалось: "Хруп! Хруп!" И говорят, мыши, поспевшие первыми, ещё сумели добыть для себя довольно шакальего мяса, а последним ничего уже не досталось. С того дня мышиный род зажил, не страшась никого и ничего". Заканчивая своё наставление в дхамме, Учитель истолковал слушателям джатаку, сказав: "Шакалом в ту пору был монах-притвора, мышиным же царём — я сам".

(Перевод Б.А. Захарьина)

Словами: "Коль правду говорила — пей..." — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал своё повествование об одной женщине из Саваттхи. Рассказывают, что у некоего добропорядочного и чистого сердцем брахмана, жившего в миру, была жена — распутная, порочная и полная всяческой скверны. По ночам она занималась любовными делами, а днём отлынивала от любой домашней работы, прикидывалась больной, проводила целые дни в постели и стонала.

"Что с тобой, моя милая?" — беспокоился, бывало, муж.

"Живот пучит", — отвечала притворщица.

"Чего бы ты хотела поесть?" — спрашивал заботливый супруг.

"Сладостей — пожирнее и побольше, — говорила жена, — а также — каши на молоке и варёного риса с маслом и ещё чего-нибудь".

И всё, что бы она ни пожелала, брахман тотчас подавал ей. Целыми днями, как простой слуга, он занимался домашним хозяйством. Жена же его, пока муж был дома, валялась в постели, но стоило ему выйти на улицу, как она спешила предаться утехам с любовниками.