Трушова - Православие и Культура

Буссе, типичнѣйшій представитель сравнительно–религіозно–исторической школы, учелъ въ своемъ «Kyrios Christos» всѣ выводы, къ какимъ обязываетъ стремленіе обѣихъ школъ оставаться на чисто научной почвѣ. Изъ плоскости расчлененія и сведенія всего къ схемѣ отдѣльныхъ, чисто механическихъ заимствованій онъ переводитъ вопросъ на почву осторожнаго, всѣми оговорками обставленнаго психологическаго анализа. Дѣло идетъ не о прямыхъ заимствованіяхъ изъ мистерій и культовъ, а, скорѣе, объ идейной атмосферѣ, въ какую попадало христіанство, выходя за предѣлы Палестины (см. его Предисловіе къ 1–му изд.). Изъ нея впитывало христіанство безсознательно новыя идеи, главнымъ образомъ, въ навыкахъ культа и привычныхъ для вступающаго въ общину формахъ благочестія. Именно въ культѣ и набожности, въ стремленіи вѣрующаго сердца излиться передъ объектомъ своей вѣры, осязать его, приблизиться къ нему и понять, ищетъ Буссе происхожденія различныхъ догматическихъ идей, возникающихъ, борющихся и смѣняющихъ другъ друга въ потокѣ неяснаго догматическаго броженія христіанской мысли первыхъ трехъ вѣковъ. Понятіе о «Господѣ Христѣ», считавшееся обыкновенно первичнымъ въ христіанствѣ, для Буссѳ завершаетъ собою цѣлый періодъ въ новозавѣтномъ богословіи. Для этого онъ устанавливаетъ группировки тамъ, гдѣ ихъ раньше не дѣлали. Уже Евангелія, по его мнѣнію, не отражаютъ въ чистомъ .видѣ, вѣрованій іерусалимской общины. Эти вѣрованія, сохранились лишь въ древнѣйшихъ частяхъ — у Марка и івъ общемъ Матѳею и Лукѣ источникѣ. Въ этихъ древнѣйшихъ частяхъ мы видимъ полное отсутствіе для Іисуса Христа наименованія «Господь». Іерусалимское богословіе знаетъ только «Сына Человѣческаго», особое понятіе, давно сроднившееся съ еврейской апокалиптикой. Вокругъ него группируется весь комплексъ мессіанскихъ идей; съ пріятіемъ его постигается и смерть Іисуса, положившая предѣлъ чаяніямъ въ лицѣ Іисуса, земного Мессіи. Но потускнѣніе образа «Сына Человѣческаго» начинается сразу же при переходѣ христіанства въ эллинистическія общины, возникшія до ап. Павла, — образъ Мессіи начинаетъ блѣднѣть. Новыя отношенія къ объекту своего культа новыхъ людей, придавшихъ этому культу новыя формы, выявляются въ наименованіи «Господь» (Kyrios). Его корни лежатъ, по Буссе, въ культѣ цезарей, пропитавшемъ своими идеями самый воздухъ тогдашняго міра. Само собой напрашивающуюся аналогію съ сирійскимъ «мар» (учитель, господинъ) Буссе отклоняетъ, несмотря на засвидѣтельствованную еще посланіями Игнатія Богоносца древность извѣстнаго христіанскаго взыванія: «Мараната!» («Ей, гряди, Господи!»).

Вслѣдъ затѣмъ, это простое міровоззрѣніе усложняется геніемъ ап. Павла. Культовую и общинную мистику онъ претворилъ въ личную. «Быть въ Господѣ», по Павлу, то же, что и «быть въ Духѣ». Онъ выдвигаетъ образъ предсуществующаго надмірнаго Христа. Религія прощенія грѣховъ становится у него односторонней религіей искупленія. Павелъ, по Буссе, отклонился отъ прямой линіи христіанскаго развитія. Онъ открылъ въ церковь доступъ негреческимъ вліяніямъ, особенно герметизма и гнозиса, явленіямъ, по духу чуждымъ христіанству. Съ Павломъ, однако, входитъ въ обиходъ идея «Сына Божія». Въ мистическомъ воззрѣніи круговъ, въ которыхъ родилось евангеліе Іоанна, она доминируетъ и даже вытѣсняетъ терминъ «Господа». Возвышенный филонизмъ здѣсь сочетается съ ожившимъ іудѳохристіанскимъ представленіемъ о «Сынѣ Человѣческомъ». Какъ завершеніе процесса, мыслится обожествленіе чрезъ созерцаніе Бога.

Если въ посланіяхъ ап. Павла и евангеліи Іоанна мы наблюдаемъ зачатки богословскихъ системъ, то все остальное христіанство продолжаетъ, и послѣ ап. Павла, не выходить изъ круга настроеній сакрально–мистическаго благочестія. Начинающія выясняться богословскія идеи (значеніе креста, спасительности крови Христовой, понятіе «Спасителя», «Сына Божія») укрѣпляются въ сознаніи лишь черезъ культъ, въ молитвахъ и славословіяхъ. Понятіе о Троичности выступаетъ, опять–таки, въ культовыхъ крещальныхъ формулахъ. И пока лишь со всей ясностью прочувствована вѣра въ «Господа Христа».

Этотъ періодъ неопредѣленности и сосуществованія нѣсколькихъ типовъ заканчивается, по Буссе, Св. Иринеемъ Ліонскимъ, слившимъ разнородные элементы въ цѣльную систему.

Для насъ цѣнна и полна интереса попытка Буссе разобраться въ сложной религіозно–психологической основѣ, на которой слагалась наша догма. Мы можемъ по разному относиться къ разнымъ частямъ его построенія. Но на одинъ вопросъ, и самый существенный, отвѣта у него мы не найдемъ: какое мѣсто во всемъ этомъ занимаетъ личность Основателя религіи, и какъ могло величайшее движеніе возникнуть изъ незначительныхъ обстоятельствъ? Буссе передвинулъ ближе ко Христу начало догматическаго процесса, по пропасти между Христомъ и Его апостолами не заполнилъ.

Вотъ появился уже и второй сборникъ представителей евразійства! Кромѣ прежнихъ авторовъ, участвовавшихъ въ первомъ сборникѣ, присоединился еще проф. Бицилли (статья — «Востокъ» и «Западъ» въ исторіи Стараго Свѣта), дающій интересное историческое обоснованіе евразійскихъ «утвержденій», — да сверхъ того авторы сборника перепечатали извѣстный этюдъ А. В. Карташева — «Реформа, реформація и исполненіе Церкви». Судя по предисловію, написанному къ этому этюду г. Савицкимъ, Карташевъ не сталъ евразійцемъ; перепечатка его цѣннаго этюда возбуждаетъ поэтому недоумѣніе. Сходство — въ «богословно–идеологическихъ» вопросахъ у евразійцевъ съ А. В. Карташевымъ тоже довольно ограниченно; остается поэтому непонятнымъ, зачѣмъ включили они въ свой сборникъ далекаго отъ нихъ автора.

По прелшѳму въ сборникѣ довольно ярко и опредѣленно выступаютъ евразійцы — но по прежнему неясно и туманно само по себѣ евразійство. Кромѣ двухъ лицъ — кн. Н. С. Трубецкого и П. Савицкаго, остальные два автора — Π. П. Сувчинскій и Г. В. Флоровскій могли бы помѣстить свон статьи въ другихъ сборникахъ, въ журналахъ — и имъ не пришлось бы ничего измѣнить въ нихъ. Тѣ мотивы, которые развиваютъ въ статьяхъ своихъ названные два автора, не связаны по существу съ евразійствомъ, какъ таковымъ. Скажу даже больше: для этихъ идей совсѣмъ не подходитъ, по существу чуждъ типичный для евразійства отходъ отъ Европы, отъ ея задачъ, отъ ея культуры. Такъ, тотъ религіозно–философскій паѳосъ, который опредѣляетъ работы Г. В. Флоровскаго и который въ ого послѣдней статьѣ (помѣщенной въ сборникѣ «На путяхъ») опредѣляется какъ дорогая и намъ, центральная и для насъ идея православной культуры — по существу страшно далекъ отъ того настойчиваго и злого отхожденія отъ Европы, которое опредѣляетъ работы кн. Н. С. Трубецкого. Еще болѣе чуждо внутренно это умонастроеніе Π. П. Сувчинскому, у котораго его эстетическія исканія, повидимому, центральныя въ его духовномъ мірѣ, тѣснѣйшимъ образомъ связаны съ «обще–европейскимъ» искусствомъ (см., напр., стр. 113). У Π. П. Сувчинскаго очень сильно и глубоко чувство своеобразія Россіи — объ этомъ особенно ярко и проникновенно говоритъ интереснѣйшая статья его о Лѣсковѣ, — но, ради Бога, что же тутъ типично евразійскаго? Если у читателя могли быть раньше какія иибудь сомнѣнія, то второй сборникъ опредѣленно свидѣтельствуетъ о томъ, что правовѣрными евразійцами являются лишь кн. Н. С. Трубецкой и П. Савицкій. Но тѣ «утвержденія», которыя высказываютъ эти два евразійца въ новомъ сборникѣ, не служатъ ни къ украшенію, ни къ уясненію евразійской доктрины. Повидимому, Н. С. Трубецкой вложилъ все свое основное вдохт новеніѳ въ свою главную книгу («Европа и человѣчество»), то же, что далъ онъ въ настоящій сборникъ, слабо. Статья его «Религіи Индіи и христіанство» написана наивно и не отвѣчаетъ нашему уровню христіанскаго сознанія. Мы уже не можемъ думать, что всѣ мистическія движенія внѣ христіанства «имѣютъ сатанинское происхожденіе», и больше всего противъ этой теоріи, имѣвшей, пожалуй, «защитное» значеніе въ ранніе вѣка христіанства, говоритъ тотъ фактъ, что въ христіанство вошло очень многое изъ языческихъ идей, культа. То, что защитники «сравнительнаго историческаго» метода въ исторіи религіи выставляютъ противъ христіанства, вскрывая связи христіанскихъ идей, формулъ, культа съ религіозной жизнью внѣхристіанскаго міра, всѳ это какъ разъ имѣетъ обратный смыслъ. Въ христіанствѣ получили и получаютъ свой надлежащій смыслъ, свое полное выявленіе и выпрямленіе смутныя чаянія и предчувствія внѣхристіанскаго міра. Какъ разъ отецъ нашего автора, кн. С. Н. Трубецкой, въ своей превосходной книгѣ о Логосѣ показалъ это очень хорошо. Нашъ же авторъ, чтобы отвести отъ евразійства подозрѣніе въ теософскихъ симпатіяхъ, сталъ на грубую и религіозно–невѣрную точку зрѣнія. Да, внѣ христіанства есть много сатанинскаго; ну, а въ христіанскомъ мірѣ не идетъ развѣ тайное наростаніе сатанинскаго начала, которое дастъ въ послѣдніе дни Антихриста? Съ другой стороны, развѣ не правы были Отцы Церкви, смѣло черпавшіе изъ Платона и Плотина, и считавшіе Сократа и Платона христіанами до Христа? Жестоко, поспѣшно и невѣрно сужденіе кн. Н. С. Трубецкого объ индуизмѣ. И мнѣ лично теософскія увлеченія внутренно чужды и безконечно далеки по своей неспособности вмѣстить благовѣстіе Евангелія, но теософія и теософическое движеніе — одно, а индуизмъ, въ его разныхъ пластахъ, — другое. Чужда намъ теософія, да чужда и упрощенная философія кн. Н. С. Трубецкого!