Константин Пархоменко - Как жить с неверующим супругом?

Мы с ним решили написать, что мы хотим друг от друга. Требования к мужу и требования к жене, — так мы назвали эти листочки. Я, конечно, написала, что хочу, чтобы он ходил в церковь или хотя бы не запрещал нам это делать. А он написал элементарные вещи: я хочу, чтобы в доме был порядок, я хочу, чтобы в воскресенье или хотя бы в какие-то дни мы вместе гуляли. Я хочу иногда, хотя бы раз в месяц, получать пироги... То есть совершенно простые, человеческие вещи.

И я подумала, что станет с моим православием, если в праздники я напеку своей семье пироги! Что плохого, если я наведу порядок в доме. Что плохого, если мои дети погуляют с отцом, и пускай он в это время им что-то расскажет далекое от веры, но не плохое же, не желает же он им зла! И вот, у меня что-то переломилось в душе. И я стала его очень любить, я почувствовала, что была неправа. У меня возникло чувство ви

46

ны. Я увидела, что это я разрушаю нашу семью — я, а не кто-то другой!

И я стала делать маленькие попущения. Снимала платок, когда мы выходили с ним куда-то. Я согласилась ходить с ним в гости, я надела юбку не совсем уж до пят, надела брюки, потому что ему это нравилось. Я, быть может, могу снова подкраситься и подкрутиться, ведь я делаю это для него, а не для самолюбования. Я делаю так, потому что ему приятно, потому что ему это важно. И сделав это для него, я почувствовала, что могу в своей семье делать то, что хочу: молиться, сколько угодно, пойти в церковь, когда заблагорассудится... Мужу было важно, что я ему уступила в чем-то. И он в благодарность согласился уступить что-то и мне.

47

И мы начали так балансировать: я уступаю ему немножечко, что допустимо, а он уступает мне. Конечно, в главном, в основном, я бы не поступилась никакими убеждениями, например, никогда не согласилась бы на аборт. Но в пустяках, в мелочах — почему бы нет?

Ведь я люблю его!

Я стала относиться к нему по-другому: он еще не с нами, его еще не посетило то, что посетило меня. Так почему я должна так гордиться этим, ведь неизвестно, кто из нас туда раньше придет. Я, может, буду всю жизнь свою идти и не узнаю того, что ему Господь откроет за один миг. Ведь я не могу знать, когда Бог приведет его в Церковь и каким он станет. Я стала верить, что у нас все будет хорошо, что мы повенчаемся. Я стала верить в него. Что он сейчас, ну, такой вот бедный

человек, но он все равно придет. По его терпению и смирению Господь даст ему. Ведь он смиряется перед моими «заскоками», как он это понимает. У него, на самом деле, терпения гораздо больше, чем у меня. Ведь мне было все равно, что с ним будет, лишь бы мне не мешал. А он все время говорил: «Ну как же я вас оставлю, что вы будете есть?» То есть, у него душа болела за

нас. Хотя у меня, как у православного человека, душа по этому поводу не болела. И я поняла, что действительно, по делам нашим осудят нас. А не по тому, сколько мы выстояли в церкви и сколько часов мы молились...

Дети спрашивают: «А почему папа у нас не молится? » Раньше я бы сказала так: «Потому что он не понимает ничего, потому что он грешник». А теперь отвечаю: «Он молится, но про себя». Он стесняется еще.

Мужчинам можно молиться про себя. И перед едой,

когда мы читаем молитву, они спрашивают: «Пап, ты молишься там?» И он, понимая, что я как бы его защи

48

щаю и повышаю его авторитет, бурчит им: «Да-да, молюсь я, молюсь», — отстаньте, мол. Потом я вдруг услышала как-то утром, когда была занята своими делами и он кормил детей без меня, что он сказал им: «Почему же вы не помолились? Ведь вам мама не разрешает есть без молитвы, почему вы не молитесь? Вот когда мамы нет, так вы сразу и забываете?» И для меня, конечно, это было очень важно. Я поняла, что я на правильном пути. Что только любовью я спасу его и спасу себя. И вытащу всю нашу семью.

Потому что так, как действовала я раньше, действовать просто нельзя, запрещено! Я увидела это на практике..,.

Потом он вдруг сделал нам полочку для икон. Это был для нас, конечно, огромный праздник. А однажды он сказал мне: «Давай повенчаемся, мне стало так хорошо с тобой, что я согласен повенчаться». Ну конечно, у меня радости не было предела, и я выражала ему эту радость теми способами, какие были приятны ему.

Сейчас я не могу сказать, что все так уж хорошо,

бывают взлеты, бывают падения, бывает, мы не понимаем друг друга. Но я иду путем уступок. Путем жертв любви друг ради друга. И он уже много что мне разрешает. Он начал встречать нас из храма, он стал с пониманием к этому относиться: ну надо вам в воскресенье в храм, ну идите. Он ждет нас из церкви по часу, чтобы детей довезти на велосипеде (у нас на даче церковь за три с половиной километра).

Не может один человек спастись, не думая ни о ком из близких. Нельзя идти к спасению по головам, за счет других. С ужасом думаю о том, к чему я вела свою семью, ведь действительно, я не смогла бы прокормить их, я бы не смогла дать мальчикам того, что дает им

49

отец. Сейчас я вижу только большие плюсы от того, что мы с ним вместе. Пускай это очень тяжело, постоянно тяжело, пускай это постоянная работа, не расслабиться ни на минуту, но сейчас я все-таки чувствую, что наша семья — счастливая.

Да, он придирается ко мне, но и слава Богу, что придирается. А так бы я никогда не узнала, что здесь у меня плохо, там у меня плохо. Я на это смотрю, как на двигатель, который меня все время подталкивает. И то, что он не такой вот правильный, не кроткий, не попускает мне, это тоже хорошо, зато он сумел показать мне мою гордыню. Через него я увидела свою неправоту. Раньше, когда он кричал, я даже не вслушивалась, старалась пропускать мимо ушей. А когда прислушалась, то поняла, что он прав. Только, может, сила выражения у него не соответствует моим оплошностям. И я ему говорю: «Ты потерпи на мне, я все исправлю. Я же терплю то, в чем ты не идеален. Так потерпи и ты...» И то, что я все-таки признаю эти свои оплошности, а не просто отмахиваюсь от него: «Опять ты скандалишь!» — для него много значит.

Сейчас я вижу, что дети подросли и очень тянутся к отцу, и это хорошо, это вообще нормально для мальчиков. Он уже не хулит Бога, он хотя бы принимает нашу позицию. И дети знают, что папа — где-то пускай в

глубине души, — но верующий человек.

Отец Константин:

Свидетельство Ксении — замечательный документ человеческих взаимоотношений. Когда стало совсем плохо, вдруг нежданно показался просвет. И сегодня все идет к лучшему.

Почему произошла ошибка в поведении Ксении?..

50

Как так случилось, что она поставила семейную жизнь

на грань разрыва?

Все дело, конечно, в личных грехах. В данном случае это эгоцентризм и гордыня! Придя к Богу, в Церковь, Ксения почувствовала духовный комфорт. Это понятно. Жить с Богом действительно интересней, чем без Него. Но тут нас поджидает скрытая извечная ловушка лукавого. Вместо того, чтобы осмыслять христианство как передовую линию фронта в войне с сатаной, в служении семье, людям, миру, нам хочется успокоиться в христианстве, уютно свернуться и блаженствовать.