Алексей Марков - Бремя колокольчиков

- Знаете... Бог да благословит вас почитать каноны и святых отцов о грехе мужеложества и да поможет избавиться от него... или хоть воздерживаться.

- Да я понял! Постараюсь воздерживаться перед причастием... но, знаете... так хотелось причаститься!

Отец Глеб вернулся в алтарь, положил на престол [62]крест, поставил Евангелие. Отошёл к окну, задумавшись. Вспомнилась ему, как молодым парнем ездил устраиваться в подмосковный храм к почтенному архимандриту [63]алтарником.

Возил его тогда знакомый регент. Всю дорогу рассказывал о своих прежних двух женах, с которыми разошёлся, и о нынешней, смущая неженатого юношу подробностями интимной жизни.

Приехали к архимандриту поздно, остались ночевать. После ужина батюшка предложил Глебу выйти пройтись.

- Онанизмом занимаешься?

Глеб был смущен таким поворотом разговора. Прямо перед этим вопросом он расспрашивал архимандрита о богослужебном уставе, поэтому удивился.

- Отче, а обязательно сейчас об этом?

Старый архимандрит вдруг хватанул юнца за тощий зад. Глеб резко двинул его по руке...

Вернулись с прогулки молча. Регент хитро на него посмотрел. Архимандрит из-за спины Глеба, видимо, подал ему какой-то знак.

- Что ж, Глеб, вижу, не хочешь ты у почтенного архимандрита поучиться... А зря! Оно бив карьере тебе помогло. У батюшки хорошие связи, авторитет. Ну, да твое дело. Насильно мил не будешь. Иди тогда спи на чердаке, а я здесь, с батюшкой останусь - нам есть ещё чем заняться.

Глеб ушёл на чердак, запер ненадежный засов, придвинул стул. Оглядевшись, нашёл палку и положил её возле койки на случай вторжения.

Спал он тревожно, тем более что в комнате под ним не было тихо: скрипела кровать и раздавались всякие звуки, казавшиеся в лучшем случае подозрительными...

Позже, уже священником, Глеб видел по телевизору интервью с этим архимандритом. Тот с большим энтузиазмом говорил о духовном возрождении и ещё о чём-то патриотическом.

- М-да... - произнес отец Глеб вслух.

- Что мдакаешь и стоишь с молитвенной скорбью на челе? А, Глебушка? За весь мир слезы проливаешь, что ли? - иронизировал вернувшийся в алтарь после причащения мирян отец Вячеслав, - иди уж крестить, там двое записалось. Быстрей отстреляешься - быстрей по требам пойдешь.

55

Рождественская история

Ветер пронизывает насквозь,

Здесь не место старикам.

Когда ты впервые взял меня за руку В холодный сочельник,

Ты обещал мне,

что нас ждет волшебная сказка.

The Pogues , «Fairytale of New York».

Холодно. Градусов двадцать да ещё и ветер. Отец Глеб думал сэкономить и не ловить тачку, но пилить пешком на требу по такому морозу совершенно не хотелось. Поднял руку. Не новая, но чистенькая шестёрка остановилась.

- Тэбэ куда? - спросил пожилой водила-кавказец.

«Эх, опять хач... дорогу наверняка не знает и вообще...» - подумал Глеб и хотел даже отказаться, но стоять на холоде не хотелось сильнее, чем ехать с кавказцем.

- Да тут по району, N-ская улица.

- Дорогу покажешь?

- Да... - вздохнул молодой священник.

- Ну садыс, давай!

Поехали. У проспекта попали в пробку - авария. Эх, если бы не погода, как хорошо было бы пешком!

- Ничего, чта я курыть буду? - достал сигарету водила.

- Ваша машина... - без энтузиазма ответил Глеб.

- Эй, а что смурной такой? Если тэбэ нэприятно - так скажи! Зачем злышься?

- Знаете, я священник, еду на требу... ну, по вызову. Не очень хорошо, если от меня табаком разить будет.

- Ну вот! А то ви всэ масквичи такой сложный: и сказать нэ могут, и сидят злой. Нахчывань не так висё...

- Ну так, чего ж вам там не жилось?

-Да жили карашо в савэтский врэмя. Я таксист всю жизнь биль. А щас работа нэт, дэньги нада, внуки... Вот адын сын суда приехать, а я и там, и здесь ездюю... А дед у меня тоже, как ты, священник биль...

- Священник? Но вы же, кажется... мусульманин...

- А какой разница? Бог адын! Я нэ панимаю разница! Зачэм? Вот с армянами у нас война. Наши их убивают, гонят... А они наших. Какому Богу эта нада? Скажи? Как эта висё началось, мы адын жэнщин армянский с ребьёнком в свой квартыра прятали тры день. Патом вывез. Меня астанавиль двое с калашом: «Давай её стрэлять будэм, она сабака!» - гаварят. Я им: «Аллах [64]тэбэ кагда эта сказать? Или мама? Ты видишь жэнщина и рэбёнок, а нэ сабак и шэнок! Каго ты стэрэлять хочешь? Вэщи беры её, если совэсть нэт тэбэ, но стэрэлять - тэбэ Аллах накажет!»

- И что?

- Борзый называть мэнэ. Па рожэ пириклад даль. Сказать, што если ещё армян вазит буду - убьют мэнэ. Ей тоже пириклад в лицо, вещи взяль и ушоль.

- М-да... А ты говоришь, у нас народ злой. Нервный - да... Хотя, если до резни дойдёт... Ну, вот мы и подъезжаем... Сколько с меня?

Пятиэтажка, третий этаж, дверь старая, не металлическая, даже номер квартиры ещё тот, советский, по краям чуть заляпанный краской. Дверь открыл пожилой мужичок, на вид не старик, но уже пенсионер, должно быть.

- Я священник Глеб. Вы записочку оставляли по поводу освящения квартиры. Я звонил вам.

- Ах да, батюшка, проходите. Я тут один живу... Супруга моя по л го да как отошла... Я тоскую очень... Вот, освятить хотел.

Квартирка была под стать двери: скромненько, чистенько, но как-то очень уютно, хотя непонятно из-за чего. Ничего ведь особенного - типичное жильё советских работяг шестидесятых-семидесятых годов.

- Вы, батюшка, простите, мы люди-то простые, не учёные... Что делать- то мне надо?

- Сейчас помолимся вместе, крестики я наклею. Стакан для святой воды нужен, масло ещё растительное чуть-чуть в какую-нибудь ёмкость небольшую... А иконки у вас есть? - спросил отец Глеб, наклеивая на стены наклейки с крестами для освящения.

- Да. Там, на кухне.

На старенькой, крашенной масляной краской полке над столом на крохотной кухоньке стояли разные дешёвые печатные иконки. Некоторые уже почти выцвели, а рядом с ними на той же полке почему-то стояла деревянная кремлёвская башенка, которую к тому же венчала голова Олимпийского Мишки.

- Что ж, давайте помолимся.

Отец Глеб начал читать молитвы, поглядывая на иконостас. Он всё время ловил на себе хитрый взгляд символа того далёкого праздника спорта восьмидесятых. Вдруг вспомнился впервые в жизни увиденный Глебом пьяный милиционер, мочившийся под дерево в Сокольниках в то олимпийское лето... Глеб старался отогнать эти мысли и воспоминания и сосредоточиться на молитве, но получалось не очень...

- Ну, вот. Всё мы сделали. Целуйте крест. Надеюсь, теперь вам будет лучше здесь жить, но... знаете, надо вам прийти в храм, исповедоваться и причаститься. Вы когда-нибудь причащались?

- В детстве, только... У меня больше супруга по этой части была... А вы чайку со мной не попьёте?

На улице было холодно, да и мужичок явно хотел пообщаться, одиноко ведь человеку. Глеб же считал своим долгом объяснить ему что-то о православной вере.