Нина Павлова - МИХАЙЛОВ ДЕНЬ

Люба же поспешила в подмосковный храм, где крестился и работал Георгий. Батюшку она перехватила уже на выходе из храма и изложила просьбу: похоронить Георгия возле храма, ведь в церковной ограде много земли. Батюшка перекрестился, помянув новопреставленного, и сказал с горечью:

— Я бы с радостью дал место Георгию, но земля в ограде не церковная, а городская. Без разрешения мэрии хоронить нельзя.

— Добьёмся разрешения! — сказала Люба решительно.

— Вряд ли. Земля в Подмосковье на вес золота, даже пяди церкви не отдают. Мы уже в суд обращались, а толку?

Посомневавшись, батюшка всё же написал прошение и даже попросил знакомого довезти Любу до мэрии. Но оказалось, что к мэрии не подойти — оцепление, флаги, ОМОН и милиция.

— Пустите в мэрию, — умоляла Люба.

— Сегодня туда только косоглазых пускают, — сказал Любе бритоголовый скинхед.

— Ты у меня за косоглазых сейчас сам окосеешь, — пригрозил ему омоновец и пояснил для Любы. — Японцы приехали — побратимы. Русский с японцем братья навек!

Тут из подъехавшего автобуса как раз вышло множество японских братьев, а Люба юркнула в их толпу и притворилась японкой. Щурит глаза узенько-узенько и семенит, как японка. Так и вошла с улыбчивыми побратимами в мэрию, и ОМОН не заметил её.

Гостей встречал сам мэр и сразу учуял в толпе диверсанта: русским духом пахнет, а не японским.

Когда же Люба сунулась к нему с прошением, он злым шёпотом отчитал охрану:

— Как этот Штирлиц сюда попал?!

Охранники уже начали было выталкивать Любу взашей, но тут умные японские братья застрекотали кинокамерами. Нельзя взашей — международный скандал.

И мэр, умница, улыбнулся Любе, наложив на прошение резолюцию: «Штирлицу от Мюллера. Разрешаю хоронить».

После столь оригинальной резолюции Любу и прозвали Штирлицем. Но это мелочи. Главное, что разрешение дали, и батюшка с рабочими стал тут же готовить место для погребения. А Люба помчалась добывать катафалк. Обзвонила и обежала несколько агентств, но цены были такие немыслимые, что она решила выпросить автобус у Нугзара.

До загородного особняка Нугзара она добралась уже в сумерках. На лужайке перед домом жарили шашлык, а вокруг мангала веселились гости. Бодигарды не пустили Любу в усадьбу. А когда через бхранника она позвала Нугзара к телефону, он послал её известно куда. Но Люба потому и Штирлиц, что подобно герою-разведчику проникла через лаз в нугзаров стан. Затаилась в кустах и ждёт момента.

Гости разъехались ближе к полуночи. Довольный Нугзар проводил гостей и рассмеялся, увидев в кустах Любу:

— Что сидишь, как мышь под веником? Говори.

И Люба заговорила:

— Нугзар, я пришла предложить пари — кто сильнее: Михаил Архангел или Ельцин?

— Это как? — заинтересовался Нугзар.

— А так. Если Михаил Архангел сильнее, мы похороним Георгия беженца на Михайлов день. Дай автобус на похороны. Или ты за Ельцина?

— Ельцин шайтан, наш Союз разорил и народы поссорил! — вскипел Нугзар. — Раньше люди уважали друг друга, а теперь я кавказская морда, да? Два автобуса даю. Лучше три бери! Пусть все люди знают — Нугзар говорит Ельцину: нэ-эт!

Нугзар действительно прислал на похороны три автобуса, и то едва хватило. Кочегар Федя приехал на своей машине, в которой с трудом уместился художественной работы металлический крест. Крест одобрили, любуясь узорами. Но больше смотрели на самого Фёдора — вместо бомжеватого Федьки-алкаша крест нёс перед гробом мастер Фёдор Иванович с орденами на пиджаке. Трижды бывает дивен человек, говорит пословица, когда родится, венчается и умирает. И похороны в Михайлов день были тем дивом, когда многим захотелось поехать в храм.

На поминки несли, у кого что было. Управдом Катя напекла своих знаменитых расстегаев, бухгалтерия приготовила гору блинов, а Надежда привезла два ведра котлет и рюкзак солений. Даже несчастный дедушка-молодожён тайком от Заиньки сунул Любе деньги, и на них купили много роз.

На отпевании в храме было людно и шумно. Все крещёные, но большинство без крестов. И теперь толпа осаждала свечной ящик, раскупая кресты, иконы и свечи. Гомон затих, когда запел хор. И сладко отзывались в сердце слова, что все они и упокоившийся среди роз Георгий есть образ неизречённой славы Божией. Этой дарованной Господом чести у человека никогда не отнять.

На отпевании опять посматривали на Фёдора — он откуда-то знал, как вести себя в храме. Крестился, прикладываясь к иконам, и первый положил земной поклон у гроба, давая Георгию последнее целование. Глядя на него, учились на ходу. И когда гроб архитектора Георгия крестным ходом несли вокруг храма, все уже дружно пели: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Без- смертный, помилуй нас».

На Михайлов день было тепло. Алели гроздья рябины. И длинный общий поминальный стол накрыли во дворе под рябинами. Помолились, помянув Георгия, и батюшка стал рассказывать о нём:

— Мы проводили сегодня в последний путь удивительного человека. Каюсь, согрешил, но так хотелось помочь Георгию с жильём, что я позвал своего друга адвоката. А тот сказал, что любой суд утвердит права Георгия как наследника дедовой квартиры, доказав корыстные мотивы брака и недееспособность почти столетнего старика. А Георгий ответил: «Судиться с дедом? Это низко». Он был человеком чести. Адвокат потом возмущался, вот, мол, ваше убогое христианское смирение. Но смирение не убожество и малодушие, но мужество в перенесении скорбей. Великие скорби выпали Георгию. Человек в таких испытаниях, бывает, ломается и становится ради выгоды соработником зла. Сколько озлобленности в таких соработниках и уверенности: каждый предаст. А Георгия предавали и обманывали, но он не предал и не обманул никого. Тут шла та духовная брань, когда зло пыталось сломить человека, а он жил и умер несломленным. Такими людьми жива Россия, и жива душа в неприятии зла. Всё против нас — нужда, безработица. Георгий тоже числился безработным и доказал — безработицы нет. Работы в России всегда было много, и он работал, как исполин. Строил, грузил, наш храм восстанавливал. А какую огромную работу он проделал посмертно — он привёл вас сегодня в храм. Кто-то, вижу, пришёл в церковь впервые, и кто-то уже не уйдёт из неё. Надя, уверен, с нами останется, Люба останется и Фёдор, думаю, верующий человек.

— Батюшка, я в монастырь поступать собирался, да водка сгубила, — потупился Фёдор. — Простите, батюшка, сильно грешный я.

Вышло так, как предсказывал батюшка. Надя после погребения осталась в храме и теперь работает здесь. Готовит в трапезной, убирает в церкви и подолгу стоит у могилки Георгия, глядя синими глазами в синее небо. Иногда её спрашивают:

— Кто он тебе — муж?