Антихрист

Однако любопытно остановиться и взглянуть, во что превращаются творцы Царства Христова и его руководители, которые в образе лжепророков пошли на службу зверю. Пример соловьевского Аполлония в данном случае весьма поучителен. Соловьев рассказывает, что в руках Аполлония находилось увеселение людей. Веселие, наряду с единством и благом, было из начал антихристова царства. О них поговорим позднее. Сейчас нам важно рассмотреть, какое место в человеческой экзистенции занял автор этого веселия, дающий «людям возможность постоянного наслаждения самыми разнообразными и неожиданными чудесами и знамениями». Даже и тогда, когда Аполлоний был избран папой, он никому не уступил этого своего поручения. Напротив, именно тогда он вошел в эту роль полностью.

Для выражения радости по случаю того, что у них есть новый глава Церкви, толпы собрались у дворца императора. Император с новым папой вышел на балкон. «При наступлении ночи император, вместе с новым папой, вышел на восточное крыльцо, подняв «бурю восторгов». Он приветливо кланялся во все стороны, тогда как Аполлоний из подносимых ему кардиналами–дьяконами больших корзин непрерывно брал и бросал по воздуху загоравшиеся от прикосновения его руки великолепные римские свечи, ракеты и огненные фонтаны… Народное ликование перешло все пределы… народные празднества продолжались еще несколько дней, причем новый папа–чудотворец дошел до вещей столь диковинных и невероятных, что передавать их было бы совершенно бесполезно». Разве в этой обязанности увеселять людей не чувствуется глубокой насмешки? Епископ в языческих странах, следовательно, шагающий впереди всех в Царстве Христовом, отбрасывает в сторону Евангелие, возвращается назад, как и инквизитор Достоевского, поступает на службу земного властелина, чтобы быть увеселителем толпы, используя для этого колдовство и чудодейства. Литургию Жертвы Христа, означающую божественный образ существования, он выменивает на дешевые фокусы с ракетами и бесконечным огнем. Вселенское преображение могуществом Христа он надеется заменить внешней волной восхищения. Потому, невзирая на восторг и крики толпы, этот автор веселия становится шутом. В нем нет покоя существования. Правда, в глубине своей Аполлоний скрывает глубокий трагизм, как скрывает его всякий шут. Но этот трагизм в нем прикрыт маской благородства. Он играет великого и могущественного; он сидит на своем собственном троне рядом с императором, он становится даже папой. Но за этим фальшивым величием мы видим достойного жалости шута, бросающего через балкон в кричащую толпу ракеты. И это для него не игра в минуту забвения. Это его обязанность в новой жизни, единственная обязанность, доверенная ему императором. Быть шутом — его новое призвание в царстве зверя.

Такая судьба выпала не только на долю Аполлония. Такая судьба выпадает на долю каждого апостола Христа, превращающегося в лжепророка. Разве не кроется это шутовство во всех заявлениях отпавших от Христа, в которых они отрекаются от своего прежнего призвания? Разве не вызывает улыбки их рвение в делах, которыми они хотят услужить своим новым властелинам? В истории Церкви было немало таких, отпавших от Христа. Не один пошел по следам Аполлония. Однако редко кто из них сохранил человеческое достоинство. Редко кто сохранил в себе неоскверненной трагедию своей души, уведшей далеко от христианства. Почти у всех эта трагедия превратилась в комедию, которую они играли в течение своей жизни. И это совершенно понятно. Антихрист выбирает своих служителей не для того, чтобы их вознести, но для того, чтобы через них надругаться над божественным образом, чтобы через них унизить божественные ценности, чтобы превратить их в насмешку над Господом. Апостолам Христа было обещано сесть на двенадцати престолах и судить двенадцать колен Израилевых (ср.: Мф. 19, 28); иначе говоря, божественной мерой измерить историю земли. Антихрист своим апостолам тоже соорудил престол, «несколько ниже», нежели собственный. Однако этот престол — престол шута, не судьи. Задача апостолов антихриста увеселять толпу: насмешками над Христом, критикой в Его адрес, клеветой на Него, повторным отречением от Него, включением Его в ряды смертных, искажением Его культа, унижением Его учения, надругательством над Его Церковью. То, что раньше для них составляло бытие, теперь превращается в злую игру. И они играют, они смешат толпы, не замечая, что таким образом сами превращаются в шутов в антихристовых поместьях. Христову апостолу, однажды поставленному на службу Господу, остается сделать выбор: или вести добрую борьбу, сохранить веру и, если необходимо, даже принять смерть, или сделаться шутом в руках антихриста.

Опровержение таинств Крещения, Конфирмации и Священства есть вместе с тем и опровержение того отпечатка, который эти таинства накладывают в душе человека. Но ведь отпечаток есть не что иное, как апостольский знак, как знак Агнца на бытии человека. Его опровергнуть означает опровергнуть не какую‑нибудь запрещающую дисциплинарную установку, не какой‑то нравственный закон, но онтологическое свое состояние, возникающее из этих таинств и отличающее человека от всех, не получивших этого знака. Это попытка вернуться в дохристианские времена, в существование человека до Искупления. Вне сомнения, что такая попытка напрасна. Никто не может стереть этого онтологического отпечатка с души своей. А если кто‑то и попытается жить так, словно его не имеет, он станет шутом, увеселителем толпы. Три названные таинства накладывают на человека черты священнослужителя, царя и пророка, ибо они дают ему право участвовать в вечном священстве Христа, Его царствовании и в Его пророчестве. Перейдя на службу антихриста, апостол Христа не лишается этих черт, но только делает их не подлинными: он становится лжесвященником, лжецарем, лжепророком. Он произносит пророческие слова, не заключающие в себе истины. Божественная действительность с ее таинствами превращается для него в человеческую игру на сцене антихриста. Поэтому такой актер, несмотря на его внутренний трагизм, становится смешным. Шутовство пронизывает само бытие антихристова духа, ибо он появляется от искажения сакраментальной действительности.

Мы сделали попытку разобрать эти основные черты антихристова духа, о которых говорит Соловьев, несколько шире. Они все таятся в самолюбии, которое отвращает человека от Бога, вызывает ненависть к Творцу и творению, которая становится борьбой и уничтожением. Эта борьба в первую очередь направлена против Христа, в Котором заключается богочеловеческая полнота и которую антихрист начинает разрушать, пытаясь отделить Иисуса. Провозглашение Христа предтечей, который влился в историю, умер, но не воскрес, —основное средство этой борьбы. Чтобы эта борьба была успешной, антихрист для исполнения своей миссии получает от дьявола своеобразное демоническое «таинство конфирмации». Красота и сила становятся ширмой для прикрытия антихристовой деятельности, ибо дьявол, как вскоре увидим, действует не своим образом и не своим именем. Источником этих свойств является греховное происхождение антихриста — он произошел от блуда, из того духа лжи, который ярче всего проявляется в блуде. Дух лжи использует особый способ угрозы — он вызывает в членах Царства Христова себялюбие и через него уводит их далеко от Церкви. Но путь Христовых апостолов, далеких от божественного призвания, всегда заканчивается обязанностями шута. «Восстают цари земли, и князья, совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его. «Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их». Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им» (Вс. 2—4); «поругается» потому, что эти их заговоры действительно сделались шутовскими. Быть посмешищем — судьба всякого антихриста.