И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время

Въ другомъ письмѣ она пишетъ о томъ, что гробъ съ останками о. Василiя былъ вырытъ изъ могилы Каннскаго кладбища и перевезенъ въ Ниццу, гдѣ погребенъ на кладбищѣ возлѣ русской церкви въ склепѣ съ другими православными священниками. Она пишегь: «Странно! Батюшку два раза хоронили и онъ два раза умиралъ. Въ первый разъ онъ умеръ въ Россш послѣ 3–яго тифа. У него была большая температура и онъ лежалъ безъ сознашя. Видитъ онъ доктора, который щупалъ пульсъ, и сестру. Докторъ сказалъ: «Умеръ». Душа брата летѣла ввысь, очутился въ чудномъ саду, гдѣ его встрѣтилъ о. Варсонофш Оптинскш, говоря: «Хочешь быть въ этомъ саду послѣ смерти?» — «Да». — «Тогда возвращайся обратно, ты не готовъ, перемучайся, переживи все, тогда вернешься сюда. Брать со страхомъ вошелъ въ свое тѣло. Пришли его обмыть, принесли гробъ и поразились, что теперь онъ живъ». На 40–ой день, Марiя Васильевна увидѣла во снѣ своего брата въ томъ саду, куда его призывалъ о. Варсонофш. «Иду я въ саду по дорожкѣ одна, но чувствую, что о. Василш идетъ сзади. Дорожка заворачиваетъ вправо, образуя уголъ. Братъ меня перегоняетъ, подходить къ углу, гдѣ растутъ необыкновенные цвѣты, срываетъ распустившшся цвѣтокъ, а мнѣ пальцемъ указываете на другой, наполовину распустившшся. Я протягиваю руку, чтобы сорвать и все исчезаете».

Когда–то въ своей скромной, м \ ру–невѣдомой душѣ, слагалъ питомецъ оптинскихъ лѣсовъ о. Варсонофш эти стихи, назвавъ ихъ «Весною».

Еще покрыты бтлой пеленой Поля; стоить безмолвно лтсъ Въ своемъ серебряномъ уборт.

Но всюду втетъ силой творческой — весной,

И ярче и свттлте сводъ небесъ,

И тонетъ взоръ въ его просторт.

Когда жъ, о Господи, въ моей душт больной,

Немоществующей, унылой и скорбящей Повтетъ Святый Духъ животворящш Ликующей, духовною весной?..

Со времени старца Макарiя, привлекшаго къ переводамъ святоотеческой литературы рядъ лицъ, принадлежавшихъ къ образованнымъ слоямъ общества, Оптина Пустынь стала известна въ кругу современныхъ писателей. Съ техъ поръ цветъ мыслящей Россш сталъ посещать Оптину Пустынь и ея скитъ. Это общеше со старцами оставляло тотъ, или иной отпечатокъ на душахъ посетителей.

Въ тексте настоящей книги мы уже касались именъ братьевъ Киреевскихъ, Леонтьева и подъ конецъ Толстого въ связи съ жизнеописашемъ старца Варсонофiя (см. стр. 370–381).

Но нами не были упомянуты имена двухъ знаменитыхъ писателей XIX века, какими были Н. В. Гоголь и после него Ф. М. Достоевскш, неоднократно посещавшихъ Оптину Пустынь.

Николай Васильевичъ Гоголь былъ большимъ почитателемъ Оптиной Пустыни и ея старцевъ.

Известенъ случай, когда «изъ Долбина отъ И. В. Киреевскаго Гоголь съ М. А. Максимовичемъ съездилъ въ соседнюю обитель Оптину. За две версты, Гоголь со своимъ спутникомъ вышли изъ экипажа и пошли пешкомъ до самой обители. На дороге встретили они девочку съ миской земляники и хотели купить у нея землянику, но девочка, видя, что они люди дорожные, не захотела взять отъ нихъ денегъ и отдала имъ свои ягоды даромъ, отговариваясь темъ, что «какъ можно брать со странныхъ людей!». «Пустынь эта распространяетъ благочеспе въ народе» — заметилъ Гоголь, умиленный этимъ трогательнымъ проявлешемъ ребенка, — «и я не разъ», — говорилъ Гоголь, — «замечалъ подобныя влiяшя такихъ обителей».

О посещеши своемъ Оптиной Пустыни въ iюне 1850–го года, вотъ что писалъ Гоголь графу А. П. Толстому: «Я заезжалъ по дороге въ Оптинскую Пустынь и навсегда унесъ о ней воспоминанье. Я думаю, на самой Аеонской горе не лучше. Благодать видимо тамъ царствуетъ. Это слышится въ самомъ наружномъ служеши… Нигде я не видалъ такихъ монаховъ, съ каждымъ изъ нихъ, мне казалось, беседуетъ все небесное. Я не распрашивалъ, кто изъ нихъ какъ живетъ: ихъ лица сказывали сами все. Самые служки меня поразили светлой ласковостью ангеловъ, лучезарной простотой обхожденья; самые работники въ монастыре, самые крестьяне и жители окрестностей. За несколько верстъ, подъезжая къ обители уже слышишь ея благоухаше: все становится приветливее, поклоны ниже и участте къ человеку больше. Вы постарайтесь побывать въ этой обители; не позабудьте также заглянуть въ Малый Ярославецъ къ тамошнему игумену, который родной братъ оптинскому игумену и славится также своею жизшю; третш же изъ нихъ игуменомъ Саровской обители и тоже говорятъ, почтенный настоятель.

Кроме этой своей поездки въ Оптину Пустынь, Гоголь былъ тамъ въ 1852–омъ году, когда онъ вернулся после своего паломничества въ Святую Землю и ездилъ въ Калугу къ друзьямъ своимъ Смирновымъ. На пути его лежала Оптина Пустынь.

Сохранились два письма Гоголя, адресованные въ Оптину Пустынь: первое записочка къ отцу Игумену Моисею: «Такъ какъ всякш даръ и лепта вдовы прiемлется, то пршмите и отъ меня небольшое приношеше по мере малыхъ средствъ моихъ: двадцать пять рублей на строительство обители вашей, о которой прiятное воспоминаше храню всегда въ сердце моемъ». Другое письмо отъ 25–го iюля 1852–го года более значительное:

«Ради Самого Христа — молитесь обо мне, отецъ Филаретъ. Просите вашего достойнаго Настоятеля, просите всю братпо, просите всехъ, кто у васъ усерднее молится — просите молитвъ обо мне. Путь мой труденъ, дело мое такого рода, что безъ ежеминутной, безъ ежечасной и безъ явной помощи Божiей, не можетъ двинуться мое перо; и силы мои не только ничтожны, но ихъ и нетъ безъ освежешя Свыше. Говорю вамъ объ этомъ не ложно. Ради Христа обо мне молитесь. Покажите эту мою записочку отцу Игумену и умоляйте его вознести свои молитвы обо мне гретттномъ, чтобы удостоилъ Богъ меня недостойнаго поведать славу Имени Его, несмотря на то, что я всехъ грегпнейшш и недостойнейшш. Онъ силенъ. Милосердный, сделать все: и меня чернаго, какъ уголь, убелить и вознести до той чистоты, до которой долженъ достигнуть писатель, дерзаюгцш говорить о святомъ и прекрасномъ. Ради Самаго Христа, молитесь: мне нужно ежеминутно, говорю вамъ, быть мыслями выше житейскихъ дрязгъ, и на всякомъ месте своего странствовашя быть какъ бы въ Оптиной Пустыни. Богъ да воздастъ вамъ всемъ за ваше доброе дело. Вашъ всей душой Николай Гоголь».

Эти мысли Гоголя объ ответственности писателя передъ Богомъ возникли не безъ влiяшя беседъ со старцемъ Макарiемъ, передъ прозорливымъ суждешемъ котораго онъ повергалъ свои сомнешя.

Еще до личнаго знакомства съ Гоголеме, старецъ Макарш прочелъ «Переписку съ друзьями» и вложилъ свой письменный отзывъ во внутрь этой книги, стоявшей на полке Оптинской библютеки. Вотъ подлинныя слова старца: «… Виденъ человеке, обративгшйся къ Богу съ горячностью сердца. Но для религш этого мало. Чтобы она была истиннымъ светоме для человека собственно и чтобы издавала изъ него неподдельный светъ для ближнихъ его, необходима и нужна въ ней определительность. Определительность ая заключается въ точномъ познанш истины, въ отделенш ея отъ всего ложнаго, отъ всего лишь кажущагося истиннымъ. Это сказалъ Самъ Спаситель: «Истина освободитъ васъ» (iоан. 8, 3). Въ другомъ месте Писашя сказано: «Слово Твое истина есть» (iоан. 17,17).