Морфи - Православная Гимназия им. Свт. Григория Неокесарийского

Тогда Татьяна Гавриловна прямо спросила: «Ребят, ну-ка, кто храбрый? Кто встанет и скажет, какая девочка ему больше всех нравится?». Все засмущались, действительно впервые такой вопрос жуткий прозвучал, будто вновь открылся ещё один новый мир… Я было испугался, а потом встал Ванька, сказал, что ему нравится… Соколова, что ли? За ним и я. Красный, помню, даже вспотел непонятно почему, и сказал, что мне нравится Оля Образцова. Она тоже почему-то покраснела и как-то странно засмеялась. В классе тоже все страшно веселились и смеялись, но Оля смеялась как-то по-другому…

Но почему лишь Полина настолько… Почему я всё время думал и думаю лишь о Полине Барышниковой?? Её фамилия для меня – как бомба. Сразу цепенею, когда её вызывают к доске… А когда играли – толкали девчонок и прятались от их гнева в «тубзообороне», Полина всегда обязательно в спину меня колотила своим портфелем… Правда, в тубзооборону к нам посмела войти лишь Таня Соколова – вошла, огляделась, а мы стоим с открытыми ртами! Она нарушила священный запрет на вхождение в наш туалет!

Полина Барышникова.

Неужели мы больше с тобой не увидимся??????????????????????????????????????

По утрам приходится прежде занятий идти в храм и слушать "Жития святых". Никогда таких житий не слушал. Больше всего они напоминают какие-то… сказки, что ли. Ну, не бывает такого, что в этих «Житиях» написано!! Сегодня, например, читали про святого Алредия и иже с ним в лице Кесари Капподокийской просиявших. Что такое Кесария никто нам не объяснил. А мне, может, интересно?!

В общем, Алредий и другие удирали от войск какого-то императора. Этого императора, видимо, Алредий с командой достал конкретно, потому что император бросился вдогонку за Алредием лично вместе со всей своей армией!! Алредий с помощью молитв взлетал на воздух, перелетал горы, переходил, «яко по суху», реки и моря, ему приносили птицы и звери пищу, а деревья, звери, горы и моря уничтожали войска императора, пока император не растерял всё своё войско. Тогда Алредий со товарищи пришли к императору и смиренными голосами сказали: «Мы рабы Господа нашего, но предаёмся в руки твои – пусть сбудется воля Божья!». Не знаю уж, на что рассчитывал Алредий, явившийся к императору, только что потерявшему всю свою армию. Может, думали, что император обнимет их, простит и воспоёт с ними акафисты?? Да нет, всё закончилось так, как и должно было закончиться. Император тут же обнажил меч и «отсёк честные главы» мучеников. В общем, как-то я насторожился, если честно… Чем-то этот рассказ меня насторожил…

Читать нас заставляют эти «Жития» по очереди, увы. Галина Пална стремительно подходит к кафедре, стоящей в центре храма, берёт с неё Жития, резко оборачивается (все в панике рассыпаются в стороны) и дает ее кому-нибудь, чтобы этот несчастный громко читал молитвы «перед учёбой» и затем сами «Жития». Держусь на всякий случай у самой стенки, как и большинство народа.

– Ты спрашиваешь – любила ли я когда-нибудь? – спросила Аня, когда мы сегодня остались после уроков с ней вдвоем и сидели одни в классе. Учительница по английскому заставила нас выучить диалог, что мы и пытались делать, сидя так, что наши волосы соприкасались, и глядя в учебник. Я, естественно, ничего не видел и не слышал, чувствуя только щекотное прикосновение к шее прядки Аниных волос и ее бедро, которое, казалось, жгло мою ногу через плотную джинсовую ткань. Это было настолько волнительно, что я боялся пошевелиться. Сумерки были в классе, создавая атмосферу таинственности и каких-то тайн.

– Да, Гриш, я любила и была любимой, – продолжила Аня, мечтательно глядя за окно. – Это было много лет назад. Я купалась в Черном море, было, как хорошо помню, жарко и грело солнце. Вообще было, конечно же, прохладно. Так всегда на море. Откуда-то налетал северный ветер, и песок был в пене. И я, сам понимаешь, замерзла, и решила пойти домой. Но моей одежды нигде не было! Я бегала по всему берегу, и сам понимаешь, расстраивалась ужасно. Но тут из кустов вылез улыбающийся парень с моей одеждой. Оказалось, что я ему понравилась. Мы долго разговаривали, и он знаешь, как меня целовал? Я вся была исцелована. Так мы все лето целовались и купались, но скоро наступила осень, и мне пришлось уехать. Мы прощались со слезами, и поклялись друг другу, что никогда не расстанемся. Но на следующее лето его там не было. Я до сих пор сдерживаю клятву, и ни с каким парнем не общаюсь. – Аня закончила свое печальное повествование. На улице наступал лиловый вечер. Под окнами стучали каблуки прохожих. Где-то надрывно хрипела ворона. Крик ворон теперь будет всегда для меня связан с тем, как я иду в школу – когда на улице ещё тьма, и даже фонари горят, а теперь ещё и с этим странным случаем…

Аня откинула прядь волос со лба и строго взглянула на меня.

– Я вижу, ты хочешь меня поцеловать, – сказала она, нахмурив бровки. Я прямо ахнул.

– Нет, что ты, – испуганно сказал я, потому что, блин… Ну, как так можно прямо спросить в лоб???

– Нет?! – удивленно спросила Аня.

– Нет, – ответил я уверенно. Аня задумалась, потом решительно повернулась ко мне и, крепко взяв за плечи, сказала:

– Ты стесняешься, но это вы всегда так – сначала стесняетесь, потом за уши не оторвешь. – С этими словами она подарила мне крепкий поцелуй прямо в губы. Её губы были влажные, тёплые и пухленькие, а когда она прижала своё лицо к моему и я увидел её огромные восточные глаза (подведены чёрной тушью), и нос её коснулся моего носа… А когда приблизилась, я почувствовал на губах её лёгкое дыханье… и такой запах… лёгкий, но какой-то… жвачку, что ли, ела вкусную?… Блин, вообще круто было! Прямо наши носы прижались друг к друге и немного смялись, что ли, ну – как-то накренились – они же мягкие… А потом она наклонила голову в сторону, носы перестали касаться, а мои губы оказались обслюнявлены её горячими почему-то губками, полненькими такими, красивыми… И так странно: её кожа и лицо абсолютно напоминало моё по ощущениям – мягкая гладкая, бархатистая кожа… так странно, – она ведь другой человек! А по ощущениям напоминает меня… А глаза в сумерках класса блестели, в её левом глазу белок отражал зимнее высокое светло-сиреневое небо… А! Ещё волосы – они ж у неё густые, волнистые, и когда она наклонилась ко мне, то пряди её волос стали щекотать меня: и шею, и лоб, и щёки!

– Это всё, – сказала Аня, отодвинувшись, собрала учебники и ушла. Прямо так и сказала: «Это всё». Потом я долго сидел в тёмном классе и облизывал губы…

Вдруг понял, что тут как-то странно идут уроки. То идёт математика, то вместо математики Александр Степанович читает лекцию о какой-то «шумосфере» и пугает нас, что постоянные шумы на улицах ведут к постепенному параличу у детей, слабоумию вообще у всех, дома из-за этого разрушаются, и спасёт нас всех только колокольный звон. Все отнеслись к этому заявлению серьёзно, и даже устроили диспут, но только я вдруг почувствовал смутное недоверие. А где история? Истории-то вообще нет! Говорят, историк приболел, но что – второй месяц подряд? Химии тоже нет… Вообще-то – боже упаси!