Яков Кротов - Военная Россия

Андрей Зубов, православный, профессор МГИМО, критикует милитаризм, который ему кажется неудачным, и предлагает: "Гордиться надо защитником". Он предлагает вернуться к дореволюционному идеалу:

"Для любого народа — тем более, народа государственного, с немалым государственным прошлым — естественно любить и гордиться своей армией, своими вооруженными силами, поскольку в нашем несовершенном мире, естественно, «мускулами народа» являются его вооруженные силы. Другое дело, в нынешней России это чувство искажено во многом еще с советского времени, когда естественная необходимость вооруженных сил, как защитника Отечества, была смешана с идеей мощных вооруженных сил, которые должны все бояться, опираясь на которые, режим должен диктовать свою волю практически всему миру" (Интервью "Радио Свобода", 29.8.2007).

Это гламурный милитаризм, милитаризм, который требует неукоснительно называть войну — миром, нападение — самозащитой, убийство — самообороной.

Армия России — точнее, Армия «Россия» — всегда была агрессивной, всегда запугивала, всегда завоёвывала. И всегда делала это под лозунгом "защиты отечества". Так и Римская империя была создана для защиты городка Рима сперва от соседей по Тибру, а потом и до Темзы добрались…

Выражение "государственный народ" — парафраз старинного "мы твои государевы людишки". "Государственный народ" или "народное государство"? Россия изначально — не государство, а армия, организованная агрессия, выдающая себя за "всего лишь" организованное насилие-самооборону.

Молитва патр. Филарета о «распространении» царства Российского, впервые введённая в чин венчания Алексея Михайловича, произносившаяся и при венчании Петра:

"Да тобою, пресветлым государем, благочестивое ваше царство паки воспрославит и распространит Бог от моря до моря и от рек до конец Вселенныя, и расточенныя во благочестивое твое царство возвратит и соберет воедино, и на первообразное и радостное возведет, во еже быти на Вселенней царю и самодержцу христианскому, и возсияти, чко солнцу посреде звезд!" (с. 227, цит. по: Богданов А.П. Российское православное самодержавное царство // Царь и царство в русском общественном сознании. М., 1999. С. 108).

С Петра власть секуляризуется: принятие императорского титула в 1721 г. носило светский характер, титул подносился народом. Слова перед Полтавской битвой: "Вы сражаетесь не за Петра, а за государство".

Однако, секуляризация ли это или сакрализация государства вместо императора? Просто иное идеологическое облечение милитаризм. Более европейское, если считать национализм — европейскостью. «Народ» такая же фикция для милитаризма, как «Бог», "свобода", «безопасность».

Достоевский говорил, что Русская Церковь в параличе; это было, между прочим, неверно, и сам Достоевский наилучший тому пример — только Достоевский не понимал, что и он — Церковь. Однако, если приложить слова Достоевского к России в целом, они абсолютно точны. Это параличная страна, только паралич этот особого рода — паралич милитаризма. Паралич системы, которая кипит и бурлит внутри себя, но которая абсолютно неподвижна относительно всего, что вне её. Паралич блиндажа, в котором идёт то пьянка, то драчка, но который относительно мира всегда в одной позиции. Да и может ли пьянка, драчка, военный парад считаться движением? Это попросту болтанка.

Изучение России, особенно российской власти, учёными, которых эта же власть финансирует, — явление парадоксальное. Тем не менее, искажения, которые вносит ориентация на власть, далеко не прямолинейны, особенно после 1990 года. Конечно, откровенной критики власти в трудах этих учёных ожидать не приходится, но и чрезмерной льстивостью грешить им вовсе не обязательно.

После исчезновения веры в коммунизм и социальный прогресс власть потеряла и тот небольшой интерес к обратной связи с обществом (включая научное сообщество), который имела. Учёный выполняет роль матрёшки, украшающей стол руководителя на случай визита иностранного гостя. Он остаётся государевым холопом, которого плохо кормят, но которому разрешено подрабатывать на стороне (в Первом мире). Правда, при этом власть оставляет за собой право наказать учёного как за реальную нелояльность, так и безо всякого повода.

В результате русский социолог или историк современности отнюдь не обязательно абсолютно лоялен к власти. Иногда наоборот: он маскирует своё двусмысленное положение если не прямым фрондёрством, то мифами, иррациональными концепциями, которые позволяют ему сохранять самоуважение.

Таков миф о нестабильности России:

"Россия бурлит. Здесь варится густой бульон истории. Здесь никогда не бывает штиля. Исследовать современную Россию — примерно то же, что изучать состав дыма, уносимого порывами ветра" (Крыштановская, 2004, с. 7).

На первый взгляд, образ идентичен фразе Черчилля о России как загадке в кубе. По сути образы противоположны. Черчилль имел в виду, что Россия это пустота, безжизненность, в которой нечего разгадывать. Это традиционное для Запада отношение к деспотии как нулевой величине, где отсутствует главное содержание: частная жизнь граждан. Тут не варится бульон, тут выскребают остатки каши со стенок тюремной миски. Выскребают быстро, ложки стучат звонко.

Крыштановская же выражает психологию многих русских интеллектуалов, маскирующих своё существование в неполноценном обществе (для интеллектуала несвобода более неполноценность, чем для людей других социальных групп). Они принимают всерьёз испуганные комплименты иностранцев, которые от невозможности что-либо похвалить в России, хвалят ее «динамичность», "непредсказуемость". Но «динамичность» России есть динамичность хулиганства, хаос не "бульона истории", а динамичность свалки истории. Но, когда нечего похвалить по сути, хвалят «динамичность». Русский это подхватывает и даже иногда делает это частью антизападнического мифа: мол, в Европах-де сонное царство, скука, вешаются с тоски либо едут в Россию.

Другой вариант этого мифа — гумилевская концепция «пассионарности», которая превозносит историю безликости, природной «силы» выше истории гражданского общества, истории личного усилия. Но завоевания Тамерлана или Батыя — внеисторические явления, для истории человечества — эфемериды в сравнении с Ренессансом. По затратам физической энергии, по скорости перемещения в пространстве драка дворовых мальчишек событие намного более «значительное» чем сидение Ньютона под яблоком. Вежливый человек может даже погладить мальчиков по головке за «динамичность». Но мальчикам лучше не обольщаться, а опытному педагогу лучше воздержаться от комплиментов.