Пьер Шоню - Во что я верую

Родина — это общее в его конкретном воплощении. Согласно этимологии, родина (=отечество) — это земля отцов. В походной песне Рейнской армии, которую мы сделали своим национальным гимном [117] «Марсельеза». , говорится о пахоте, о бороздах, о крови, о подругах, о сыновьях. Чреда поколений, тепло сердец тех, кого объединяют общность крови, очага, дум, первая улыбка, увиденная на лице, склонившемся над колыбелью, родные и близкие, их родные и близкие — все это и есть родина. Я — это свобода, но только среди других людей. Старейшим отечеством была ватага охотников, устремившихся на поиски пищи; его реальное воплощение — какие-то отдельно взятые genoi, gens [118] Греческое и латинское слова; иногда переводятся как «семья», «клан» и пр. , — а затем и расширенная семья, а позже и союз расширенных семей, вынужденных, как это явствует из легко расшифровывающегося мифа о сабинянках или из описания племени намбиквара, сделанного в 1938 году изучавшим его Клодом Леви-Строссом, договариваться об обмене женщинами.

Отечество — в понимании, которого мы пока еще придерживаемся, — появляется с пастушеско-земледельческим обществом. В наличии пашня, посаженные деревья, источники воды, дома.

Первым истинным отечеством стал античный полис. В 1864 году Фюстель де Куланж [119] Французский историк (1830–1889). разобрал его устройство. Его размеры по необходимости ограничены. От края Афин — этого чудовища — до агоры [120] Площадь, на которой заседало народное собрание. можно пройти пешком от восхода до захода солнца. Если смотреть с Акрополя, край полиса очерчен линией горизонта. Заболевает полис — и рушится античный мир.

Двадцать пять веков назад полис занимал в душах людей огромное место. Речь идет о людях Средиземноморского бассейна. Полис был воистину всем. Содружество участников совместной охоты оказалось воссозданным в пехоте гоплитов. Сократ сражался при Платеях [121] Победа, одержанная греками 26 сентября 479 года до н. э. у г. Платеи, освободила Грецию от персидского владычества. . «Путник, пойди и скажи Спарте…»

Охотники и воины — это мы. Нет отечества без воинственных призвуков. Отечество распространяет на пространство общества сердечное тепло, а также чувство безопасности домашнего очага. Но в мире враждебной природы и вражды между людьми нет места прибежищу мира и покоя, если нет храбрости. Мир и покой не обретаются, когда нет убежденности в том, что ценность жизни такова, что прожить ее кое-как нельзя.

«…Слышите ли вы вопли жестоких солдат, готовых убить ваших подруг и сыновей даже в ваших объятиях?…» [122] Слова «Марсельезы» (дословный перевод). Нет родины без призыва «К оружию, граждане!» [123] То же. Оливковое дерево, борозда [124] То же. , копье гоплита — вы не можете представить себе, как живо всё это звучало в пору моего детства. Мне уже случалось припоминать моего двоюродного деда, ровесника III Республики [125] 4 сентября 1870 года — июнь 1940 года , крестьянина, обрабатывавшего свой клочок земли и одинаково ненавидевшего как отдавать приказы, так и получать их [XLVII] pierre chaunu, Histoire et decadence, op. cit. . Вместе с военнослужащими запаса своего кантона он оказался среди сражавшихся на переднем крае: ведь линия фронта во время Верденской битвы прошла прямо по краю его полей. В этом человеке соединились гражданские и военные добродетели античного полиса. Он походил на легендарного легионера времен Августа, но только легенда в его случае стала былью. В верденской округе я в раннем детстве сталкивался с немногочисленными уцелевшими крестьянами — защитниками родины, как защищали ее граждане античной Греции; они — преимущество, даруемое жизнью на границе, — воспринимали государство как часть своего тела.

Отечество перед ними простиралось вплоть до синеватой линии, которая разрезала Вуавру [126] Долина в западной Лотарингии. ; с другой же стороны она скользила по верхушкам высоких елей в Вогезах. То была граница. Она вызывала мучительные воспоминания, запоздалый гнев и протест. Ведь у всех было чувство, что крестьяне, жившие по ту сторону, в плену, принадлежат, вне всякого сомнения, к тому же отечеству. Уроженец Лотарингии с холмов Мёзы, вне всякого сомнения, ощущает своими согражданами таких же уроженцев с холмов Мозели [127] С 1871 по 1918 годы — германская территория. (виноградари всегда заодно?). Ведь перемещение границы приблизило угрозу. Как объяснить отчаянное сопротивление, оказанное солдатами полковника Дриана во время большого прорыва фронта на Вуавре? Каждый утраченный метр отдалял их от родных полей. Непросто, как видно, понять, чем была эта родина, не пройдя по дорогам, окаймляющим поля и леса. Франция представлялась столь же несомненной, что и существование собственной матери — если вам так чудесно повезло, что вы были знакомы с собственной матерью.

С этой родиной меня связывает всё. Что поистине важно в жизни человека, так это раннее детство и, как я догадываюсь, та жизнь, которой предваряется само рождение; надо полагать, я так и остался мужиком, даже если за всю свою жизнь копать землю мне довелось от силы несколько недель (много позже и в других местах, в Нормандии, после мобилизации в 1939 году). Само моё существование слилось с той историей моей страны, в которой традиции сказываются сильнее всего. Не будь войны, у моего отца, попавшего с юга в подразделения, расквартированные на фортах на подступах к Вердену, никогда не возникла бы дружба с семьей моей матери. Дружба людей, привязанных к земле. На отдыхе солдатам казалось вполне естественным подсоблять крестьянам, у которых они располагались на постой. Крестьяне верденской округи высоко ценили жертву, приносимую этими крестьянами с неприветливых гор французского Юга, пришедшими оборонять их землю, их кладбища, их церкви. Мой отец, никогда не говоривший о своей войне, сохранил о радушии многочисленной, расширенной семьи — семьи моей матери, — взволнованное, благодарное и уважительное воспоминание. Крестьяне — граждане этого приграничного края, лежавшего на пути у всех нашествий, гостеприимно встречали солдат, сражавшихся бок о бок с ними. И ещё в юности я точно так же смог убедится в том, что такая же гражданская общность распространилась и на Африканскую армию

Родина — это не просто идея, хотя она и получает свое завершение в идее многолюдного братства.

Недавно я выступил со своей системой Франции [XLVIII] pierre chaunu, la France. Histoire de la sensibilite des Franзuis а la France, Laffont, 1982. .

Франция — это мое отечество, и вполне естественно, что оно самое прекрасное и наиболее обоснованно любимое. Думаю, что любую родину сильнейшим образом любят те, из кого она состоит в духе и во плоти. Совершенно объективное решение тут немыслимо. И всё же мне показалось уместным заявить, что среди современных наций, сложившихся на основе территориальных государств в ходе великого перелома XII–XIII веков, именно Франции удалось возбудить к себе самую пылкую любовь своих обитателей. Пылкая любовь обитателей к Отечеству (Нации, Королевству, Государству) потребовала великих жертв. Добровольная, ничем извне не побуждаемая жертвенность в войне 1914–1918 годов и впрямь не знает в прошлом ничего подобного.