Александр Кукушкин - Alma Matrix или Служение игумена Траяна

– Кстати, – вернулся Траян, собиравшийся было уходить, – вы ведь на прошлой неделе были на ночной вахте, нет?

– Был, – вздохнул несчастный студент.

– И сегодня опять? – сочувственно поинтересовался проректор. – Подменяете что ли кого? Кого-нибудь из братьев Светловых?

– Сашу Светлова, тезку моего.

Игумен Траян и иеромонах Наум медленным шагом возвращались в Академию. Их бегом обгоняли многочисленные студенты, опаздывающие на вечерние молитвы, но Траяну не было до них дела, он думал. На три ночные вахты по расписанию были назначены москвичи-иподиаконы братья Светловы. Основное послушание у них было в Москве у своего архиерея, к которому они уезжали каждую субботу после занятий, а возвращались в понедельник, утром или вечером. Вольные птицы. Ночная вахта в ночь с пятницы на субботу тоже была уступкой их статусу иподьяконов. Обычно они втроем садились на вахты в пятницу вечером, а в девять утра субботы уже были свободны и могли не идти на занятия, а ехать в свою Москву отсыпаться и развлекаться, поскольку никакой архиерей их, разумеется, не будет мучить поручениями после ночной-то вахты. Но сегодня Светловы схитрили, нашли себе подмену и, без сомнения, уже уехали в столицу, не дожидаясь субботы.

– Что будем делать, отец Наум? – Траяну был интересен ход мысли своего протеже.

– Если они не заступили на вахты, значит должны находиться в семинарии, никто ведь не разрешал им уезжать в пятницу, они могли уехать только в субботу. Нужно устроить вечером проверку, убедиться, что их нет, и брать объяснительные, – попытался быть логичным отец Наум.

– Так-то оно так, да не совсем, – отец игумен предложил присесть на скамейку напротив Успенского собора и насладиться теплым осенним вечером. Охранники уже выгнали за монастырские ворота фанатичных паломников, многочисленные вороны присмирели, усевшись на деревьях, стало спокойно и тихо. Траян еще со времен своего студенчества больше всего любил Лавру ближе к закату:

– Так, да не совсем. В их прошениях возможность отъезда в Москву сформулирована как «после окончания послушания», понимаете? Они нашли себе замену, этим их послушание вахтеров и закончилось, еще не начавшись, значит, они могли уехать уже сегодня. Да-да, звучит казуистически, но поверьте мне, именно это они напишут вам в объяснительных. И будут правы. Кроме того, не забывайте, что они иподьяконы, и их архиерей сразу узнает, что вы мешаете молодым людям нести столь ответственное и важное послушание необоснованными подозрениями. Мы можем делать с ними все что угодно здесь, в семинарии, но за ее пределами они не в нашей власти…

Отец Траян немного помолчал. Часы на лаврской колокольне пробили десять раз, в Академии начались молитвы.

– Предлагаю поступить иначе. Вы неплохо играете в шахматы, может быть помните в 2000 году, в Вейк-ан-Зее, еще блестящий Каспаров играл против Крамника партию, где на четырнадцатый ход потратил минут сорок. Не помните? Он задумался в простой ситуации и через сорок минут сделал совсем не обостряющий и будто невнятный ход, но им-то как раз выиграл всё. Когда у него спрашивали потом про эти сорок минут и его решение, он сказал, что «сделал ход из общих соображений». Нам нужен сейчас такой же ход. Из общих соображений. Потому что напрямую мы не достанем братьев Светловых.

Субботнее утро началось с того, что за завтраком четвертому курсу объявили о необходимости после последней лекции всем дружно направиться в Семинарский сад чистить его и облагораживать. Семинарский сад насадил прошлый проректор по воспитательной работе своими руками, нынешний проректор поддерживал его в порядке руками семинаристов. Четверокурсники были озадачены немотивированной агрессией со стороны инспекции, но ничего поделать не могли, смирились и работали лопатами, вилами и граблями с часу до четырех. После чего пообедали остывшим молочным супом с цветной капустой и пошли на всенощное бдение.

Вечером после отбоя дежурный помощник проректора, проверяя наличие студентов в спальнях, заодно сообщал четверокурсникам о грядущих воскресных послушаниях. Комната 310 пойдет после обеда на продовольственный склад, перебирать поступившие овощи. Комната 312 отправится к матушке Синицыной, чей муж так много сделал для блага Академии, что она даже после его смерти может продолжать пользоваться семинаристами в качестве бесплатной и безропотной рабочей силы. Комнате 315 предстоит покрасить новый дом одного из преподавателей, а комнатам 313 и 314 нужно будет посетить хозяйственный склад Лавры. Всем остальным было предписано в обязательном порядке явиться к дежурному помощнику после обеда в рабочей одежде, их собирались направить на всякие мелкие нужды.

Гонения начались.

Четверокурсникам было не привыкать, но их возмущало то, что работать приходилось в воскресенье, единственный более-менее свободный день. И, кроме того, работать приходилось только их курсу, тогда как другие отдыхали. Четвертый курс вообще был на особом положении в семинарии. Когда они поступали, отец Траян тяжело болел и вернулся к исполнению своих обязанностей только в ноябре. За два месяца молодые студенты успели сдружиться и разобраться в порядках духовных школ, проректор не успел завербовать осведомителей, упустил возможность расколоть курс на отдельные группы, не смог посеять в их душах страх и трепет перед инспекцией. Нынешние четверокурсники были неуправляемы и сплочены, им попадало больше всех, но бедствия их только закаляли. Траян называл этот курс потерянным.

Отец Наум интересовался у проректора, каким образом устроенные ковровые бомбардировки могут помочьнаказать отсутствующих в семинарии иподьяконов Светловых, но Траян ничего не объяснял. Отец Наум решил, что с наглыми москвичами ничего сделать не удастся и нужно ждать следующего шанса, а пока сосредоточиться на массовой травле четвертого курса. В понедельник во время обеда он с нескрываемым удовольствием направил их всех на разгрузку приехавшей фуры с картошкой. Это был перебор, это было уже слишком, администрация перегибала палку, общественность возроптала. Но четвертый курс все равно отправился разгружать.

Отцы Траян и Наум вышли на прогулку посмотреть, как работается семинаристам. Несколько десятков человек гнули спины под тяжестью мешков, ругались сквозь зубы и клялись никогда не забыть этого издевательства, а при первом удобном случае поквитаться. Отец Наум ощущал себя плантатором в южной колонии на Ямайке. Ощущения ему нравились, никогда до этого дня на него не работало разом столько людей. Траян тоже был, кажется, доволен.

– Знаете, батюшка, – сказал проректор, – сегодня вечером приезжают наши иподьяконы.