Иеродиакон (Петанов) - Правда о Фатиме: Православная Церковь о католическом «чуде»

"Когда я с Франсишко и его братом Иоанном гнала овец в место, называемое Валиньос, и почувствовала что-то сверхъестественное, что приближается и обвивает нас, я поняла, что сейчас явится Богородица, и мне было страшно жаль, что с нами не было Жасинты. Поэтому я попросила ее брата Иоанна привести ее. Так как он не хотел идти, я предложила ему за это 20 пфеннигов. Тогда он побежал. Между тем я и Франсишко увидели сияние света, которое мы называли молнией. Вскоре после прихода Жасинты мы. увидели Богородицу над одним из деревьев.

– Что Вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы пришли 13 в Кова да Ирия. (ФВ, с. 41: чтобы вы по-прежнему приходили в Кова да Ирия 13-го числа) и чтобы вы и дальше ежедневно читали Розарий. В последний месяц я совершу чудо, чтобы все уверовали.

– Что нам делать с деньгами, которые люди оставляют в Кова да Ирия?

– Следует сделать двое носилок. Ты, Жасинта и две девочки в белых одеждах понесете одни, Франсишко и три мальчика – другие. Деньги на носилках будут предназначены на праздник Богородицы Розария, а остаток – на капеллу, которую построят.

– Я прошу Вас, исцелите нескольких больных.

– Да, в течение года Я исцелю некоторых. Молитесь, молитесь много и приносите жертвы за грешников, потому что много душ попадает в ад, так как никто за них не молится и не жертвует.

И снова, как обычно, Она поднялась в направлении востока".

«Дети отрезали ветви деревца, над которым явилась им Пресвятая Дева, и принесли домой. Эти ветви распространяли удивительно сладостный аромат» 51.

«Дама» призывает детей к «искупительным жертвам», взяв повод от Писания (1 Петр. II, 5). Мы коснулись этой темы выше, см. пункт 7). Но для Фатимы эта тема сквозная, и мы возвращаемся к ней, чтобы рассмотреть ее конкретно. Как восприняли призыв «Дамы» дети? Они находят режущую тело веревку, делят ее и обматываются ей (МЛрФ, с. 78) – и считают это «жертвой Господу во искупление грехов и ради обращения грешников»; «мы стали бить крапивой по ногам, чтобы принести еще одну жертву Богу» (там же); дети почти перестают есть – и это «приносят в жертву»; отвечают «через не хочу» на расспросы любопытных – и это считают жертвой (МЛрФ, с. 83). Вот пример рассуждения Жасинты о жертвах:

«– Нет, я не хочу пить чистую воду. Я хочу попить этой воды, т. к. вместо жертвы жаждой смогу принести нашему Господу жертву пить грязную воду». Вода в этом пруду была действительно чрезвычайно грязной. Многие стирали там белье, и различные животные пили и купались там. Поэтому моя мать предупреждала нас, своих детей, что эту воду пить нельзя" (МЛрФ, с. 89).

И даже такое встретим:

«Я с Жасинтой побежали за бабочками, которых мы ловили, чтобы потом отпустить их в виде жертвы» (МЛрФ, с. 126).

Заигрались? Попали в иной духовный «ряд», напоминающий о «жертвах» в бхакти-йоге? А ведь выполняли «откровения» «ангела» и «Дамы»: превратите, все, что можете, в жертву. Может, речь идет о молитве, о «жертве хвалы» (Евр. XIII, 15)? Например, Тертуллиан совершенную молитву называет «наилучшей жертвой» 52.

Нет, дети ясно различают «жертву» от молитвы:

"Однажды меня спросили, велела ли нам Богородица молиться за грешников. Я ответила отрицательно. Пока люди расспрашивали Жасинту, он (Франсишко) отозвал меня при первой возможности в сторону и сказал:

– А вот теперь ты солгала! Как ты только смогла сказать, что Богородица не поручала нам молиться за грешников? Разве Она нам не поручала за них молиться?

– За грешников – нет! Она хотела, чтобы мы молились за мир и окончание войны. За грешников мы должны приносить жертвы" (МЛрФ, с. 129).

«Приносите жертвы за грешников, потому что много душ попадает в ад, так как никто за них не молится и не жертвует», – поучает Дама. Но ведь это хула. Церковь Православная молится и Дух Святой молится в ней. Жертва Голгофская принесена однажды и навечно, и возобновляется в Таинстве Евхаристии. Все зависит от свободного принятия и усвоения человеком этой Жертвы, не только не недостаточной, но ради которой, по слову св. прав. Иоанна Кронштадтского, и существует до сих пор мир, не испепелен огнем Правды Божией. Люди попадают в ад не потому, что якобы за них никто не молится, что кто-то за них чего-то не сделал. Беда в том, что люди не слышат зова Божьего, заглушают чем попало совесть и жажду высшего оправдания, вложенные в каждого человека, не ищут Бога на своих путях, довольствуются подделками под духовность. «Кто примет христианство со всею искренностью сердца в лоне православной Церкви, в которой одной хранится истинное христианство, тот спасется. Все человеки искуплены одною ценою – Христом: и в деле искупления единственное значение имеет искупная цена. Дается она без различия и без лицеприятия за каждого, желающего быть искупленным, верующего в значение цены, и исповедующего это значение. Исповедание значения искупительной цены есть вместе и отвержение всякого собственного значения и достоинства. Дается искупительная цена при условии самоотвержения» 53.

"Вам нужно предварительно понять, ощутить, сознать, изучить, исповедать падение ваше. Оно – страшно. Слова Божий «милости хочу, а не жертвы» объясняют его. Слова эти имеют такое значение: «Вы. не можете приносить жертв, все помышления, чувствования, действия ваши запечатлены, пропитаны грехом, соединены, смешаны с ним; все помышления, чувствования, действия ваши недостойны Всесвятого Бога, не могут быть благоприятны Ему. И потому Бог объявляет вам, что Он не только не требует от вас жертв, но и не благоволит, чтобы вы приносили их. Не обманывайте себя обманом, гибельным для вас, Богу угодно помиловать вас; Богу угодно спасти вас, Богу угодно искупить вас собою. Ни у человеков, ни у Ангелов нет средств к исправлению поврежденного грехом человечества. Один Бог, по всемогуществу Своему, может уврачевать неисцелъную язву вечной смерти» 54.

Вот учение, подобающее Богочеловеческой Церкви. Фатимские жертвы – это совсем иное:

– Франсишко, что ты больше любишь делать? Утешать Спасителя или обращать грешников, чтобы больше ни одна душа не попала в ад"? (МЛрФ, с. 138) – это язык душевного повреждения. "Когда однажды мы с Жасинтой зашли в его комнату, он (Франсишко) сказал:

– Не разговаривайте сегодня со мною. У меня так болит голова.

– Не забудь пожертвовать это за грешников, – сказала Жасинта.

– Да, но в начале я пожертвую это, чтобы утешить Спасителя и Богоматерь. И потом я пожертвую это за грешников и Святого Отца" (МЛрФ, с. 139).

Вспомним для сравнения другого отрока, 12-летнего Варфоломея, будущего преп. Сергия Радонежского: о чем он говорил своей матери на ее просьбы не ужесточать свою жизнь? – о своих грехах, о действии греха в себе. А у Лючии читаем: «Во время литургии я принесла свои страдания в жертву» (МЛрФ, с. 71). Воистину, «ангел» и «Дама» разговаривали с Лючией на языке, который бы «поняли» без труда многие латинские «святые». Издавна уже, с Франциска Ассизского и до почти современного нам нового стигматоносца падре Пио, в католицизме поставлен знак равенства между страданиями безгрешного Творца и Искупителя и страданием падшего человека. Новоизмышленное учение об участии Матери Божьей в искуплении, о котором мы говорили при разборе «Розария», косвенно свидетельствует об этом. А легче всего убедиться в этом, читая новую католическую агиографию 55, наполненную культом человеческого страдания.