Лев Карсавин - Католичество

В 1871 г. сам папа Пий IX заявил: „Некоторые хотели, чтобы я разяснил соборное определение еще больше и точнее. Я этого делать не хочу. Оно доста точно ясно и не нуждается в дальнейших коммента

риях и обяснениях. Тому, кто читает постановление искренно, истинный смысл его совершенно ясен".

Предшествующий анализ вовсе не стремится доказать „неясность" или нарочитую двусмысленность постановления. Напротив, он клонится к тому, чтобы пока зать искусство в разрешении труднейшей проблемы— утвердить абсолютную истинность всего земного учения католической церкви при возможности в выражении его ошибок и безусловную авторитетность верховной догматической инстанции. Папа, не как человек, а как преемник Петра и орган Св. Духа, обладает безусловною, абсолютною истиной во всей ея полноте.

Как обладатель истины, он принадлежит к неви димой церкви и соединяет ее с видимой. Потен циально он утверждает истинное и отметает ложное, но он в каждый момент может сделать это и актуально: торжественно провозгласить истину и та ким провозглашением категорически устранить вся кое колебание. Но, когда папа действует не в качестве пастыря и учителя вселенской церкви, не при условиях, указуемых догматом непогрешимости, он, как и всякий человек, может ошибаться. И поэтому, сколько бы ни приводилось в пример папских за блуждении и ошибок, догмат непогрешимости оста нется непоколебленным. Правда, догмат непогреши мости папы в делах веры не в силах вполне устра нить догматическия сомнения и колебания. Но их и во обще нельзя устранить в пределах видимой церкви.

Зато именно догмат непогрешимости придает католическому учению совершенно исключительную жизне способность и способность к дальнейшему развитию, утверждая в то же самое время некую неопределимую совокупность или систему абсолютных истин и обективное существование их в пределах церкви зем ной. Слабым и колеблющимся догмат непогрешимости

дает надежную опору, не сковывая свободной богословской мысли и не подавляя необходимаго для христианина труда над развитием и постижением истин наго учения. Легко бросать отдам Ватиканскаго собора и папе Пию IX упреки в хитрости, софизмах и властолюбии, потому что догмат непогрешимости увеличивает догматический авторитет и фактическую власть папства над умами. Но делать это значит не видеть существа проблемы, не оценивать гениальности ея ре шения, отвлекаясь в сторону внешних и несущественных ея сторон. Догматом непогрешимости папства решается вековая проблема обоснования единой вселен ской церкви на земле.

Можно с уверенностью сказать, что и на пути по пыток обосновать видимую церковь на принципах соборно епископальной теории неизбежно придется придти к подобному же догмату, т. е. к подобной же формуле погрешимой непогрешимости. Только епископализм не дает видимаго единства церкви на земле, а соборное начало не в силах обосновать постоянства этого видимаго единства. Лишь монархическое строение видимой церкви преодолевает пространство и время в земном ея существовании.

Итак, церковь Божия, как видимая и сохраняющая свое единство, должна обладать единым учением, в существе своем абсолютно истинным. Единство уче ния приводит к необходимости единаго Писания и Предания и необходимости постояннаго органа, хранящаго и раскрывающаго догму. Этот же орган для того, чтобы церковь обладала видимым единством должен быть связан с Писанием, Преданием и источником Предания, т. е. с апостолами и Христом, и по преемству обладать не только знанием, но и озарением Св. Духа. Далее — орган этот для полноты выражения идеи единства должен быть единым, т. е. высшая учительская власть в церкви в каждый дан ный момент должна принадлежать только одному лицу.

Но высшая учительская власть не может быть только учительскою [11]

Как уже указано нами, для католической церкви знание не стоит особняком от жизни и деятельности, а напротив обусловливает собою и жизнь и деятельность. Жизнь во Христе невозможна не только без субективной веры, но и без обладания обективною верою, т. е. без знания догмы, хотя бы это знание и осуществлялось (что возможно только в церкви) в форме потенциальной (с обективной своей стороны) веры, в форме „fides implicita". Не отрицая ни ми стики, ни науки, даже покровительствуя им, католи чество тем не менее в общем отграничивает себя от чрезмерной созерцательности, свойственной восточному христианству, и от чрезмерной научности, свой ственной протестантству. В этом обнаруживается некоторая историческая односторонность католичества, коренящаяся в самой его природе. Для католичества важна догма в ея претворении в жизнь, в ея утвер ждении деятельностью. В христианском идеале заключено единство знания и жизни: вся жизнь должна покоиться на религиозном знании и все религиозное зна ние осуществляться в жизни и деятельности. Но исто рически в настоящее время лишь часть христианской догмы уже обнаружила свое жизненное значение. Только поэтому ведь и возможно отрицание протестантством многих глубочайших истин учения Христа, а всякая церковь стоит перед дилеммою ухода в созерцательную и рационалистическую сторону религии, с

одной стороны, или ухода в деятельную сторону, с другой. Последнее характерно для католичества. Като личество подходит к догмам главным образом со стороны их жизненнаго значения (чем я вовсе не хочу сказать, что оно подчиняет догмы религиозной практике или умаляет их самоценность), и это произ водить такое впечатление, будто для католичества догмы нечто вроде законов для государства, которым не обходимо повиноваться (-верить им), но которых вовсе не надо понимать и даже знать: учение о потенциальной вере (fides implicita) по внешности вполне аналогично отношению гражданина к законам (незнанием их нельзя отговариваться, но достаточно их не нарушать). На самом деле суть, конечно, не в юридическом формализме католичества, а в обращении его к деятельной стороне религии: юридический фор мализма к тому же сильно преувеличенный, только внешняя оболочка, несущественная форма, выражающая дух. В силу тех же причин католичество в своей догматике выделяет обладающия практическим, жиз ненным значением стороны, ограничиваясь в отно шении остального строго необходимым. И через обстоятельнейшую разработку и систематизацию практи ческой стороны христианства оно опять-таки приходит к идее церкви [12]С самых начал своих западная церковь отстала от восточнаго умозрительнаго богословия, что обыкно венно обясняют умственною отсталостью Запада во обще. Она не только сосредоточила идею каѳоличности в идее всего человечества, но и обратилась в лице крупнейшаго своего богослова — Августина к изучению человека, к постижению души и Бога, „ничего более".