Лев Карсавин - Католичество

Психология, этика, учение об обществе, о государстве Божьем — таковы главные вопросы, занимавшие западную мысль. Очень быстро догматическая жизнь

Запада упрощается, становится элементарной, и Августин переводится на язык Григория Великаго. На дол гое время все христианское учение на Западе как бы превращается в „fides implicita", и это происходит в тот самый момент, когда на Востоке идет напря женное изучение» самых трудных и основных вопросов догмы. Странным образом, несмотря на меньшую разработанность своей догмы, несмотря на неясность ея для ея же хранителей — римских пап, За пад всетаки сохраняет руководящее или регулирующее значение в догматической истории христианства и своею непреоборимою верностью традиции выделяется, как краеугольный камень церкви Христовой. На на ших глазах как бы историей всей церкви, а не жизнью отдельных лиц, оправдывается и обосновывается смысл и значение потенциальной веры (fides implicita).

Платоновское и новоплатоновское умозрения в об щем Западу чужды. Кроме Августина для ранней эпохи можно указать, пожалуй, только на Боэция. Позже, в IX веке Іоанн Скот Эриугена пытается об единить августинство с новоплатоновским богословием Востока и делает доступными Западу Дионисия Ареопагита, частью — Максима Исповедника и Григория Нисскаго. В начальный период схоластики еще появляются попытки систематизации богословия на почве новоплатоновских идей, даются наброски систем и кладутся основания мистике и мистическому богословию.

Но, начиная с XIII века, мы находим платоновския влияния только в мистике, и Запад окончательно отделяется от Востока. Богословие решительно перено сится на почву аристотелизма, и первая и наиболее полно разработанная система католичества выражается в формах и на языке Аристотеля, на языке здоро ваго человеческаго разума. За отдельными хотя и бле стящими исключениями, католическая наука всегда оста

валась наукою, идущею за Аристотелем. Признание со стороны Льва XIII руководителем католической мысли Ѳомы Аквинскаго, „от котораго, по выражению Пия X, нельзя, особенно в вопросах метафизических, отступать без великаго ущерба для делаи, расцвет так называемаго неотомизма в современном католическом богословии — естественное завершение развития католической догмы. Суть не в том, что на языке Ѳомы Аквинскаго и вообще аристотелевской схоластики привыкли выражаться католики, а в том, что аристотелизм своею обращенностью к земле и человеку лучше соответствует духу католичества.

Католическое богословие пережило период угнетения под давлением идей „Просвещения",английскаго деизма, немецкой „критической" философии. Но уже с эпохи Ватиканскаго собора и энциклики Льва XIII „Аетегпи Patris" (1878 г.) начинается новый период расцвета в разработке богословской науки. Многое в ней еще не определилось, многое „становится". — Умеренная, близ кая во многом к протестантской науке тюбингенская школа, нетерпеливая и стремящаяся выразить догму на языке самой современной науки — вплоть до Бергсона, часто уходящая в крайности „модернизма" деятельность ряда французских богословов, кропотливая и наиболее верная католическому традиционализму ра бота неотомистов — таковы главныя черты современ наго богословскаго движения в католичестве. Но бли жайшее будущее этого движения несомненно пра вильно предуказано и понято лозунгом — „Назад к Ѳоме!"13 Развитие философии и естественных наук поставило перед католическим богословием целый ряд новых и трудных проблем!4— Приходится пересматривать и видоизменять доказательства бытия Божьяго, причем характерным является более, чем сдержанное

отношение к онтологическоиму доказательству Ансельма Кентерберийскаго и к августиновским соображениям о высшей истине, высшем благе, высшей красоте, „ко торыя могут дать интеллектуальное удовлетворение только приученному к возвышеннейшей метафизике уму\ Рядом с этим стоят попытки примирить хри стианское учение с умеренным пониманием дарвинизма и новыми теориями происхождения мира. Еще оживленнее работа в области церковной истории: в защите текста Евангелия от выводов современной, пре имущественно протестантской критики и богодухновенности Св. Писания вообще, для чего приходится уже несколько по иному понимать самое богодухновенность.

„История церкви, пишет Лев XIII, зеркало, в кото ром отражается жизнь церкви… Изучающие ее не должны никогда терять из виду, что она скрывает в себе совокупность догматических фактов… Эта направляющая и сверхестественная идея, управляющая судьбами церкви, в то же самое время и факел, свет кото раго озаряет ея историю. Но во всяком случае и по тому, что церковь, продолжающая среди людей жизнь воплощеннаго Слова, включает в себя и человеческий элемент, учителя должны его излагать, а ученики изу чать с большого добросовестностью. Сказано в книге Іова: „Не нуждается Бог во лжи нашей".

Разсматриваемое извне, католическое богословие свя зано своими основными догматическими предпосылками и кажется несвободным. Но внутренно этою связанностью и обусловливается настоящая свобода. Свобода изследования не может означать свободы от принци пов и границ познания. Отбрасывающий абсолютныя истины, как исходный пункт своего изследования, во все не свободен: он раб относительнаго. Отрицаю щий во имя науки историчность Христа, воплощение Бога, как действительный исторический факт только ка

жется свободным. Он признал для себя необязательной абсолютную истину, но за то рабски подчинился князю века сего — относительной, позитивной науке. Он служит не Богу, а рабу, рабствует в относительном, тогда как подчиняющий. себя непререкаемой абсолют ной истине в своем служений ей возвышается над относительными приобретает всю полноту достижимой для человека свободы. Обвинения католичества в принципиальном отрицании свободы изследования одно из самых крупных и наивных недоразумений, осно ванное на предположении, что возможно вообще безпредпосылочное изследование и что нет абсолютной истины. И это обвинение направлено вовсе не против католичества, а против христианства, даже против истинной религии, т. е. совокупности абсолютных ценностей вообще, как бы мы такую религию не называли.

Допустите, хоть на одно мгновение, что католическое учение — абсолютная истина. Тогда вы поймете внутренную правду католиков, утверждающих, что только в католичестве возможно истинно свободное изследо вание, истинно свободная наука.

Поскольку дело касается принципов, спора, как нам кажется, быть не может. Но совершенно иной вопрос — стесняла ли когда нибудь и стесняет ли ныне свободу изследования католическая церковь. Это во прос факта. И ответ на него должен быть положи тельным. — Да, католичество фактически стесняло и стесняет свободное изследование, ограничивает сво боду ученой и богословской работы. Прежде такое стеснение выражалось в формах насильственнаго воз действия вплоть до костра. Теперь оно сводится к мо ральному давлению и, по природе своей, ничем не отличается от давления общественнаго мнения, „вы водов науки", „научнаго миросозерцания" и т. п. Ре лигиозная терпимость не может довести до призна