Иннокентий Херсонский - Слово в неделю сыропустную

При озарении света благодати Божией, к коей постоянно надобно обращать ум и сердце свое, скоро может открыться: положено ли в нас доселе начало делу нашего спасения? — Положено, если при всех случайных уклонениях и невольных препинаниях, на пути к спасению, главной целью действий и правилом поведения, главным побуждением к трудам и началом одушевления есть мысль о Боге и вечном спасении. Положено, если ты, почитая себя бедным грешником, проникнут верой в Сына Божия, в Его крестную жертву за нас, и стараешься, сколько можно более, сообразовать себя с Его учением, освящать себя благодатью Его Пресвятаго Духа. Напротив, если началом твоих мыслей, чувств, действий служит самолюбие, если внутри тебя господствует какая-либо страсть, то, хотя бы в твоем нечистом поведении, как между тернами, и появлялись иногда цветы добродетелей мирских, ты не в числе людей обращенных, твой путь — не есть путь истинного христианина.

Подобным образом нетрудно узнать и то, какая особенно страсть господствует в нас, и что питает ее, если мы имеем несчастье находиться в числе грешников необращенных. Ибо, хотя корни господствующей страсти бывают далеко сокрыты в темпераменте, в образе воспитания и во внешних отношениях наших; но ветви ее покрывают обыкновенно весь круг нашего бытия домашнего и общественного; воня смертная от адских цветов ее несется далеко во все стороны, несчастные плоды ее бывают рассеяны по всем входам и исходам нашим. В таком разе даже одно поверхностное мнение о нас других людей не редко может служить довольно верным указанием нашего духовного недуга; ибо люди, будучи не так способны к оценке добродетелей наших, всегда почти верно отгадывают наши господствующие недостатки. Можно узнать преобладающий в нас порок и потому, что ни с чем так не трудно расставаться, как с ним, ни к чему прикосновение так не болезненно, как к нему: одна мысль — бросить его, стоит немалых усилий.

Что касается до последнего предмета: надлежащим ли образом идем мы по пути благочестия, если вступили на него, то имеющий нужду знать сие, легко узнает, если обратит внимание хотя на следующее: убывает ли и слабеет ли зло, в нем доселе остававшееся? Реже ли подвергается он тем нападениям, от коих страдал прежде, и что приводит к ним? Легче ли для него становится совершение тех добродетелей, кои прежде казались ему так трудны? Усиливается ли в нем смирение христианское и вера в Сына Божия? Если совесть будет отвечать хотя на один из сих вопросов: нет, — то нечего более сомневаться и думать; надобно спешить снова всецелым покаянием, дабы вовсе не угас в душе огонь небесный. И в противном случае, не вдруг должно удовлетворяться утвердительным ответом совести, а смотреть — отставая от одного недостатка, не вдаемся ли " мы в другой, ему противоположный, не впадаем ли в другую крайность, например из людей хладных к вере, не становимся ли мечтателями, или ревнителями не по разуму?

Руководствуясь сими и подобными чувствами, братие, вы поспешите в настоящие дни как можно вернее узнать себя и свое душевное состояние. Всяк займись собой! Ибо, если теперь не заняться сим делом, то когда же сделать это? — Нет нужды, что ты учен и знаешь природу человеческую и себя самого по ученому: здесь требуется не ученое самопознание, а христианское самоиспытание. Разве нет людей, кои составили целые ученые книги о душе, а ни разу в жизни не рассматривали своей души в отношении к своему спасению? Никто в извинение своей простоты не приводил и неумения размышлять. Как? Считать свои деньги умеешь, хотя бы их были тысячи, а пересмотреть свои обязанности, счесть свои грехи и недостатки не можешь? — Какой член заболит в теле, тотчас слышишь, а где болезнь в душе, не чувствуешь? Легко может случиться, что, обратив испытательный взор на себя самого, ты, по привычке, не можешь долго держать его на себе. В таком случае обращай его1 чаще — и ты привыкнешь стоять с собой лицом к лицу перед зерцалом слова Божия и совести. Для успеха в сем деле, оставь на время все прочие дела; уединись от людей и шума житейского, особенно посвящай на это тишину ночную. Так поступал некогда и Давид.

В противном же случае, то есть, если не можешь заняться теперь надлежащим образом познанием самого себя, то лучше оставь говение до другой недели; ибо слышишь, что говорит не проповедник какой-либо обыкновенный, а апостол Христов: Да искушает… человек себе, и тако от хлеба да яст, и от чаши да пиет; Ядый бо и пияй иедостойне, суд себеяст и пиет, неразсуэюдая Тела Господня! (1 Кор. 11; 28–29)… Аминь.

Те, коим надобно явиться в суд для ответов в деле, от коего зависит благоденствие их жизни, не спешат своим приходом; стараются прежде узнать основательно, кто будет судить их, какие законы за них и против них, что можно сказать или сделать в пользу своего дела. Подобным образом, если бы кого пригласили на трапезу в дом царев, где ему должно быть лицом к лицу с царем; то он также почел бы за долг запастись всеми нужными сведениями касательно свидания с царем и самой его трапезы; не счел бы за излишнее узнать даже неважных подробностей. Нам, братие, вдруг предстоят оба сии случая, или, лучше сказать, оба сии счастья (счастьем называю и явление наше на суд, ибо решение на нем дела в пользу нашу от нас зависит): как же нам не размыслить с вниманием о том, куда нам должно явиться и что там делать? — Посему, если бы и не было на это прямого повеления апостола, вами слышанного, то самое попечение о спасении душ ваших заставило бы вас, от размышления о себе самих, касательно коего мы уже беседовали с вами, перейти мыслью к размышлению о таинстве покаяния и причащения, к коим вы приступить намерены.

В деле сем опять каждый может идти своим путем, рассматривать святейшие таинства так, как ему внушит его ум и сердце, даже, может быть, как ему внушит Сам Бог, или Ангел Хранитель. Но могут быть преподаны и некоторые духовные советы в руководство, кои потому наш долг предложить вам, дабы имеющие в них нужду не принуждены были ходить за ними далеко.

Желаешь, сообразно велению апостола, размыслить о таинстве покаяния и исповеди? Обрати же'внимание на следующие, главные, предметы: 1) кто и для чего учредил сие таинство? 2) в чем его сила и какие плоды? 3) что требуется от тебя исповедующегося, дабы благодать таинства оказала на тебе свою силу?

При решении сих вопросов нет нужды углубляться в какие-либо ученые исследования, или глубокие соображения; на это, если угодно, можешь употребить другое время: теперь все, имеющее вид учености, охладило бы твое сердце. Довольно через простое размышление убедиться сердечно, что судилище исповеди точно учреждено Самим Тем, Кто един имеет власть оставлять грехи, вязать и решить совести; — что священнослужители суть в сем деле только смиренные слуги, кои делают, что им велено делать Домовладыкой, не прибавляя к силе таинства ничего своим достоинством и не отъемля у него ничего своим недостоинством; что сила покаяния христианского состоит не в поверхностном оставлении некоторых пороков и принятии вместо их некоторых добродетелей, а в изменении таинственным действием благодати Божией, самого духа и сердца нашего, в обновлении всей жизни; — что, наконец, сила исповеди всецело зависит от веры в заслуги Иисуса Христа, удовлетворившего смертью Своею за грехи наши правосудию Божию. Вместе с сим нужно сокрушение духа о грехах; надобно принять всем сердцем то главное условие, под коим будет тебе преподано помилование, то есть, чтобы ты помилованный, впредь, при помощи Божией благодати, начал вести себя, как прилично последователю Христову: праведно, целомудренно и благочестно.