Андроник (Никольский) - Творений. Книга I. Статьи и заметки

9/21 мая я отслужил бдение и литургию по случаю именин Преосвященного; народу было весьма мало, ибо, конечно, все на работах. С отцом Сергием мы послали поздравительную телеграмму на японском языке: «Поздравляем с днем ангела и молимся о Вас». Дай Бог сил ему.

После бдения под Неделю о слепом катехизатор Иаков Фудзии привел ко мне для благословения троих слушающих у него теперь учение; в Троицын день они получат крещение. Я говорил им, что для них великая радость, что сподобились услышать и принять учение и благодать, ради которых Сам Сын Божий сходил с неба и претерпел крест. А как много людей здесь, которые ни слова не знают о Христе? Поэтому поделитесь своим благом и с другими и старайтесь привлечь к христианству своих знакомых. Так как после первого часа отец Сергий рассказывал о перенесении мощей Святителя Николая Чудотворца из Мир Ликийских в Бари, то я кратко сказал о виденной во время путешествия прекрасной церкви, в которой теперь мощи Святителя; говорил, как свято чтут русские имя Святителя Николая и крепко веруют в его постоянно благодатное заступничество: в путешествии непременно молятся ему; рассказал случай из жизни недавно умершего Казанского архиепископа Владимира, как он еще на Алтае зимой едва не слетел в пропасть, так как лошади сильно разбежались; и только по молитве к Святителю Николаю, икону которого он имел при себе, лошади внезапно остановились, так как вместо пропасти попали в глубокий снег. Дал я им по крестику для крещения, а приходившим с ними двум христианкам по бумажной иконке Богородицы. Они ушли весьма обрадованные. Слава Богу.

10/22 мая перед обедней приходил старик Иоаким Огасавара с сыном Николаем, который теперь имеет фамилию Судзуки. Последнего я еще не видел, и он сам пришел первый. По обыкновению, я советовал в праздники похаживать в церковь, так как хоть один день в неделе нужно употребить по-настоящему для Бога, для спасения своей души. Просил помогать нам и в деле проповеди. Обедню совершали мы вдвоем; в конце отец Сергий сказал поучение, которого я, признаюсь, не понял. После обедни на собрании я говорил христианам по поводу сегодняшнего евангельского чтения о том, что Христово учение для нас есть действительно свет, возводящий нас с земли на небо и просвещающий наш дух: мы теперь понимаем, что наша жизнь главным образом не здесь, а будет после смерти; что эта жизнь вообще не в грехе и во всем, что мы обыкновенно любим, а в святости, в чистоте сердца; после смерти мы и придем к Богу. А если желаем быть действительно вблизи Его, то должны постараться о том, чтобы быть достойными того, чего достигаем, исторгая из своей души все плевелы греха и таким образом постепенно восходя к Богу. Об этом я, сколько мог, говорил подробно; говорят, что поняли; по крайней мере слушали притаивши дыхание. Мне весьма приятно было видеть собравшихся в большем против прежнего количестве; вначале я и сказал по этому поводу, что теперь как будто и действительно праздник. Говорил еще о мощах святых, которых так много в России, о мощах Святителя Николая, которые я видел по дороге в Японию. Потом отец Сергий поднял вопрос о пожертвованиях на украшение церкви и перечислил все, что нужно поправить; а я со своей стороны прибавил, что хорошо бы крест водрузить над церковью; и тотчас же сообразили всю важность этого и решили поставить стеклянный крест, тем более что Николай Судзуки мастер стеклянного дела. Помоги нам, Господи, утвердить твое святое дело между людьми. Призывал я всех христиан согласно взяться за все церковное дело: одну палку я переломлю, а целую связку их едва ли, так и церковное наше дело; говорил и о катехизаторской школе здесь, для которой просил приискивать и учеников при случае.

С четырех с половиной часов я вместе с катехизатором Иаковом Фудзии ходил по домам христиан. В первом доме Фукуда Пантелеи-мона засиделся больше часу. У него старуха тетка язычница и 15-летний сын некрещеный, так как при крещении отца был в другом месте; в переднем углу рядом с иконой какая-то фигура, но оказалось, что не идол, а фигура древнего военного человека, только для украшения. Старуха прежде учение слушала, а теперь нет. Пантелеимон на мои вопросы о том, ходит ли в церковь и тому подобное, отвечал как-то уклончиво; я сначала не понимал, а потом на вопрос: причащался ли в настоящем году? — он сказал: нет, да и зачем исповедь? человека не убил, у него не украл, а в чем же и каяться? я не вижу; прощать другому я немного научился, молитву изредка делаю, чего же еще больше? Тут я понял, в чем дело, и толковал ему о том, что не в этих только грехах нужно каяться: наша жизнь есть святость наша, мы призваны жить с Богом, а между тем постоянно ползаем по земле и таким образом постоянно от Бога удаляемся; поэтому и нужно каяться в этой нашей удаленности от Бога и просить постоянно у Бога силы на борьбу с грехом; подобно тому как для развития ума можно работать в бесконечность, так как есть разной степени ума люди, так тем более это в деле нравственности, так как здесь для нас Бог на самом конце; поэтому-то святые, не совершая уж конечно никакого грубого греха, между тем все время проводили в слезах покаяния и в молитве, именно потому, что желали быть ближе к Богу. — А я думаю, что до крещения у нас грехи, а после их нет. — Я объяснил, что действительно так, благодать очищает нас от грехов; мы и приходим к крещению, так как сознаем, что грешники, и просим у Бога благодати на борьбу с грехом, всецело предавая себя Богу, но на самом деле постоянно забываем Бога и потому презираем или отталкиваем от себя Его благодать; поэтому обыкновенно-то мы в грехе живем, а поэтому и нуждаемся опять в покаянии. Веру если не поддерживать, то погаснет и тогда в учении Христовом все покажется непонятно.

Во время разговора подошла и жена Фива, так что и она главное выслушала от меня. По мере беседы постепенно исчезла искривленная фальшивая черточка самоуверенного скептика с лица Пантелеимона, и Фива, сначала только насильно улыбавшаяся, под конец стала серьезно слушать. Весьма холодный человек. Хотя, кажется, под конец-то и искренно слушал, судя по лицу: оно как-то умягчилось и приняло вид некоторого конфуза, как будто у человека, которому не удалась насмешка, притом же и не нужно было делать-де эту насмешку. Рассказ о Фукасе он выслушал с немалым искренним изумлением. И катехизатор говорит, что прежде Пантелеимон совсем не слушал слов ему, а теперь кажется, что искренно слушал мои слова. Под конец он даже сам спрашивал — до каких лет дети могут не исповедоваться. Я просил их почаще приходить в церковь, исповедоваться и причащаться: дело нашего спасения так важно, что даже Сын Божий приходил к нам, — следовательно, как мы должны дорожить этим делом, если желаем быть настоящими детьми у Бога? Просил и детей присылать в церковь и в воскресную школу. Старухе и сыну некрещеному советовал слушать учение и потом креститься. Много еще придется употребить усилий, чтобы поддержать искреннюю веру в них, теперь еще теплящуюся. Бог поможет, если только мы не будем лениться. А вера у них, очевидно, еще есть, только важно теперь разбить холодную самоуверенность в их сердце. Пантелеимон хотел было даже угощение предложить, но я воспротивился; все-таки каких-то сластей, зовомых «нерииоокан», подал. Кажется, что он немного размяк и стал поискренней.