Андроник (Никольский) - Творений. Книга I. Статьи и заметки

По первому совету Преосвященного Николая я с учителем японцем, ни звука не понимавшим по-русски, принялся читать молитвослов: молитвы мне, конечно, все известны, поэтому я постепенно мог догадываться о значении того или другого японского слова; для более верного перевода мы прибегали и к мимике, и к лексикону. Просидел я над молитвословом больше месяца, заучил тысячи полторы слов с известным мне смыслом, а между тем оказалось, совершенно не могу составить фразы и не могу понять японского разговора, кой-что понимая лишь у своего учителя, приспособившись к нему и его невольно приспособивши к своим словам. Пал я духом и не знал — как пособить делу. Грустно было сидеть при деле без дела, да скучно было и без языка сидеть среди японцев. Помог мне в этой беде наш миссийский диакон, лет 15 проживший в Японии и говоривший, как настоящий японец. Он мне посоветовал купить так называемый «Токухон», то есть азбуки и книжки для обучения грамоте японской. Система в них та же, что и в наших подобных начальных книжках: учащийся постепенно осваивается с японскими словами, затем простейшей фразой, а далее сложной фразой и, наконец, самой обычной японской речью, постепенно привыкая и к китайской письменности. Таких книг, помнится, восемь частей. Читал я их с первой начиная, и действительно, из немого сделался говорящим: без особенного труда я постепенно не только узнал массу самых нужных в речи слов, но усвоил самый строй и характер именно японской фразы и речи. И вот в половине марта, то есть на третьем месяце по приезде в Японию, я уже мог ходить по домам христиан самостоятельно. Конечно, сначала и я плохо понимал, но меня иногда тоже не понимали; но через неделю такого хождения я уже значительно освоился практически с японской речью и безбедно мог говорить обо всем. Теперь пошло быстрее и дело изучения китайских иероглифов, да и вообще более основательное изучение японской речи не столько книжным, сколько практическим разговорным путем. После Пасхи в конце апреля я переселился в Осака, где уже ни слова русского не услышать, — поневоле приходится говорить по-японски. Да и сам я в этом отношении всячески усердствовал, изо дня в день ходя по домам христиан и ведя с ними посильные беседы и разговоры. В дороге я обязательно читал Новый Завет в японском переводе, чтобы всячески осваиваться с японской речью. Приходилось неоднократно и выезжать из Осака по церквам своего округа, и я свободно везде проезжал и объяснялся по-японски. Конечно, все это не без труда и со страшным напряжением сил доставалось. Приходилось в сутки спать иногда не больше семи часов, а обыкновенно всего лишь шесть часов, и притом все время проводить в напряженной мозговой работе над запоминанием японских слов. А тут же нужно было изучать и английский язык, так употребительный на всем Востоке, начиная с Суэца. Нужно было читать и русские книжки. Теперь приходится прямо изумляться — как хватало сил на такую мозговую напряженную деятельность. А плодом таких усилий было обладание весьма достаточное за один год японской речью, знакомство с 1500 (приблизительно) китайских иероглифов. С таким запасом можно было безбедно существовать среди японцев и даже при помощи Бо-жией назидать их на путь благочестия.

Теперь уже, кажется, можно сказать, что нагнанный за последние годы на нашу российскую жизнь и действительность туман в значительной степени рассеялся. В значительной степени прошел также и угар от разных свобод, до свободы убивать и грабить включительно. Нет или гораздо меньше теперь и той страстности, с которою относились в недавнюю пору к разным политическим вопросам на Руси. Ибо в минувшую пору мы уже были свидетелями предначатия исполнения пророческого слова Христова о конечных судьбах мира: тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга (Мф. 24,10); предаст же брат брата на смерть, и отец — детей; и восстанут дети на родителей и умертвят их (Мк. 13, 12). Но благодарение Создателю: теперь все это в сильной степени миновало, как бы предупредивши нас своими страхами и бедами, что все это начало болезней (Мф. 24, 8), дабы мы под впечатлением такого грозного предостережения вспомнили, откуда ниспали, и покаялись, и творили прежние добрые дела веры , как говорит ангелу Ефесской Церкви Сидящий на Херувимах и на престоле высоком и страшном: а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься (Откр. 2, 5). Итак, теперь среди некоторого, хотя и не вполне прочного, замирения есть возможность более спокойно разобраться в том, что совершается среди и кругом нас, более спокойно и уравновешенно отнестись и к тому, что нам не нравится.

А разобраться во всем происшедшем и происходящем теперь уже настало время, чтобы после полученных суровых уроков более сознательно, разумно и уверенно относиться к тому, что было, бывает и еще может быть.

Пусть никто не верит наговорам обольстителей, которые говорят, что для христианина совершенно безразличен тот или иной порядок гражданской жизни. Нет, мы — христиане — в мире живем и из этого мира до времени, определенного Творцом, выйти не можем (1 Кор. 5, 10). А потому нам вовсе не безразлично, что совершается в гражданском нашем быту, ибо тот или иной строй, те или иные порядки жизни могут содействовать или препятствовать делу спасения, а в иных случаях и вовсе его преследовать на смерть. Помним мы и другое слово апостола Павла: все ваше , пишет он христианам: Павел ли, или Аполос, или Кифа, или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, — все ваше; вы же — Христовы, а Христос — Божий (1 Кор. 3, 21–23). И еще: Ангелы не все ли суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение? (Евр. 1, 14). Итак, если все в этом видимом и даже невидимом ангельском мире существует для нашего душевного спасения, то мы имеем самое твердое основание и непременную обязанность разобраться в том старом, что было доселе, и том новом, что нам предлагают, насколько то и другое способно помочь главному назначению нашей жизни на земле — спасению или, наоборот, препятствовать ему.

С этой именно стороны и надлежит смотреть христианину как на все в жизни, так и на гражданский стой. И эта точка зрения есть единственно безусловная и бесспорная. Ибо как ни вертись человек, а от вопроса о цели своей жизни на земле, о смысле ее, о том, что есть там в потустороннем невидимом, но несомненном мире и что будет с нами за гробом, — от этих вопросов никто не может уйти или замолчать их. И те, что прикидываются неверующими, именно лишь прикидываются такими от легкомыслия своего, подобясь известной птице, которая в виду угрожающей ей опасности укрывает свою голову под крыло, очевидно будучи уверена, что опасность исчезает для нее по мере того, как она перестает видеть ее. Безусловно утверждаем, что подлинных неверов нет и быть не может, ибо это противоречит самой сущности нашей жизни, не телесной только, но и духовной. Пусть некоторые уверяют и себя, и других, что не верят они ни в Бога, ни в свою душу. Умолчим о том, что они жестоко ошибаются, подобно упомянутой птице. Но все же они во что-либо верят: одни в науку или человеческий ум, другие в искусство, иные в благотворительность, а некоторые даже в удовольствия и веселую жизнь и т. п. Вот все это для них и есть смысл жизни и, следовательно, бог, заменяющий Истинного и Единого Бога Творца неба и земли. К новым язычникам, бегущим от света Христова, вполне применимо глубокое по своему смыслу слово апостола Павла, сказанное им о язычниках древних: но как они, познав Бога, не прославили Его как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся, — то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте… Они заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь (Рим. 1, 21–25). Так и сии неверы ощутили в себе потребность во что-либо верить, на чем-либо обосновать свою жизнь; но от того, что уже дано для этого, уклонились и создали своих измышленных, нередко низких, богов. А Божественная Истина, ими замалчиваемая и попираемая, пребывает по-прежнему светлою и просветительною, ибо Она есть Солнце правды, Христос Бог наш, создавший весь видимый мир.