Мигель де Унамуно - Житие Дон Кихота и Санчо

Часть первая, глава XXXVII

— «Примите, сеньора, эту руку (…). Я протягиваю ее вам не для того, чтобы вы ее облобызали, — нет, посмотрите на сплетение ее сухожилий, строение мускулов, ширину и крепость жил; судите же теперь, какой силой должна обладать рука, у которой такая кисть».

Часть первая, глава XLIII

— «…и был он так худ и тощ, что можно было принять его за иссохшую мумию».

Часть вторая, глава I

— «…это человек высокого роста, лицом худощавый, фигурой тощий и долговязый, волосы с проседью, нос орлиный и с небольшой горбинкой, большие черные, падающие вниз усы».

Часть вторая, глава XIV

— «…все удивляло его (Рыцаря Зеленого Плаща) (…) долговязая фигура его, тощее, желтое лицо…».

Часть вторая, глава XVI

— «…сыворотка потекла по лицу и бороде Дон Кихота (…) когда Дон Кихот, отерев голову, лицо, бороду и шлем…».

Часть вторая, глава XVII

— «Когда его разоружили и он остался в узких штанах, в камзоле из верблюжьей шерсти, длинный, прямой как палка, сухой, с такими впалыми щеками, что они словно целовали одна другую, вид у него был до того уморительный, что если бы прислуживавшие ему девушки не делали усилий, чтобы скрыть смех… то они наверное бы лопнули от хохота».

Часть вторая, глава XXXI

— «У Дон Кихота лицо покрылось красными пятнами, которые явно проступили и обозначились на его смуглой коже».

Часть вторая, глава XXXI

— «Первая девушка ловко и непринужденно подставила таз под бороду Дон Кихота; изумленный этой церемонией, он не вымолвил ни слова, полагая, что таков обычай в этой стране: мыть не руки, а бороду; поэтому он изо всех сил вытянул вперед шею, и в ту же самую минуту из рукомойника полилась вода, а девушка, державшая в руках мыло, принялась быстро натирать нашему покорному рыцарю не только подбородок, но и глаза и все лицо; со всех сторон взлетели снежные хлопья — такой белизны была мыльная пена…».

Часть вторая, глава XXXII

— «…и так как стремян не было, то ноги Дон Кихота висели в воздухе, и весь он был похож на фигуру, нарисованную или, вернее, вытканную на каком‑нибудь фламандском ковре, изображающем римский триумф».

Часть вторая, глава XLI

— «…поэтому, если сеньор Дон Кихот не придет нам на помощь, то мы и в могилу ляжем бородатыми.

— Я скорей позволю, чтобы мне вырвали бороду в земле мавров, чем допущу, чтобы вы оставались в таком виде».

Часть вторая, глава XL

— «…но один кот (…) кинулся ему прямо в лицо и вцепился в нос когтями и зубами…».

Часть вторая, глава XLVI

— «…она устрашилась еще больше при виде его: он стоял огромный, весь желтый…».

Часть вторая, глава XLVIII

— «Атаман весьма удивился, увидев (…) Дон Кихота, вид у которого был такой печальный и унылый, что он казался воплощением самой печали».

Часть вторая, глава LX

— «Удивительное зрелище являла собою его длинная, вытянутая, костлявая, желтая фигура, стиснутая узким платьем, неуклюжая и, главное, отнюдь не проворная».

Часть вторая, глава LXII

Имея перед собой эти семнадцать отрывков, какой‑нибудь Орбанеха мог бы уже изобразить Дон Кихота, чтобы как‑то выйти из положения. Шестой из них, являющийся описанием ламанчского идальго, которое сделал лукавый бакалавр Карраско во время приключения с Рыцарем Леса, стал классической отправной точкой для всех портретов Дон Кихота. Но даже подобное описание не всегда принималось во внимание, поскольку часто

Дон Кихота изображали с кончиками закрученных кверху усов, а вовсе не с «падающими вниз» усами.

Самый требовательный источниковед, надеюсь, был бы доволен таким обилием источников — целых семнадцать цитат. С уверенностью можно сказать, что столь полного набора примет не могло быть и у членов вооруженных отрядов Санта Эрмандад, которые собрали сведения о приметах этого «разбойника с большой дороги», с тем чтобы схватить его; а известно, до чего дотошно официальное правосудие во всем, что касается особых примет и вещественных доказательств.

Некоторые данные, на первый взгляд, кажутся неуместными, как например в цитате XIV; но вскоре проницательный читатель сам увидит, каковым должен был быть нос Дон Кихота, если в него мог вцепиться кот когтями и зубами одновременно. Нет несущественного факта, и это точно доказывает антропометрический реестр, недавно появившийся в Образцовой тюрьме. [54] Там есть аналитическая формула преступника, и с ее помощью в нужный момент облик его можно воссоздать. Было бы жаль, если бы восторги в отношении антропометрии привели нас к тому, чтобы презреть те данные, которых не выразить в цифрах, не определить', не свести к мертвым аналитическим формулам, но которые полны истинной реальности, как например внешность и род занятий человека, — официальные данные, каковые еще недавно требовалось указывать для рекрутов, их родителей или заинтересованных лиц.

В высшей степени интересны данные, хотя они и не фигурируют в приведенных выше примерах, относительно того, что Дон Кихот «долгие годы страдал болезнью почек» (глава XVIII части второй); к этому я добавлю, что желтый цвет его лица и его поступки определяют его как человека раздражительного, обладавшего, кроме того,. прекрасным обонянием и слухом (глава XX части первой); учитывая эти данные, какой‑нибудь умный, дотошный сыщик мог бы разобраться в темпераменте и характере Дон Кихота. Очень жаль, что еще никто из опытных сервантистов не предпринял работу по изучению физиологии Дон Кихота! Я полагаю со своей стороны, не углубляясь в существо вопроса, что его темперамент должен был быть горячим и суровым; опираясь на это суждение и на «Исследование способностей к наукам» доктора Уарте, [55] Уарте де Сан Хуан (1530? —1591) — испанский философ и врач, автор названной книги. - 2можно было бы далеко пойти.

Сид Амет Бененхели, вероятно, был пунктуальнейшим биографом и, ис- хочниковедом из самых придирчивых, как и положено истинному арабу; но его переводчик, славный Сервантес, подойдя к тому моменту, когда Дон Кихот прибывает в дом дона Диего Миранды, Рыцаря Зеленого Плаща (глава XVIII части второй), говорит нам: «Здесь автор описывает весьма обстоятельно дом дона Диего, перечисляя нам все предметы, которые обычно можно найти в доме богатого деревенского дворянина; но переводчик этой истории решил обойти молчанием эти подробности, ибо они не относятся к главному предмету истории, вся сила которой состоит в ее правдивости, а не в холодных отступлениях».