Хризостом Селахварзи - МЫ БУДЕМ УТЕШЕНЫ

Тоска по монаху мучила меня, но боль была иная, чем прежде. В ней я видел выход из тьмы к свету, она давала надежду и направление, ведь это была тяга к конкретному человеку, которого я видел своими глазами. Все это представлялось очень странным: обретя радость в жизни, я не мог радоваться, потому что был постоянно занят воспоминаниями о греческом монастыре и монахе. Через год я решил отправиться в Египет и разыскать монаха, хотя и не знал, где именно он живет на Синае. В то время я успешно учился в университете. Я понимал, что в Египте могу сделаться монахом и не вернуться в Норвегию, но был готов на «риск». Я должен был найти монаха и понять, что со мной происходит. Откуда это стремление и куда оно меня ведет? Почему я люблю этого «незнакомого» человека с такой силой и постоянством, и почему мое сердце трепещет от желания снова его увидеть?

В Египет я поехать не смог, так как был беженцем, и мне не дали визу. Обычно Египетское посольство в Норвегии не дает туристическую визу тем жителям страны, у которых нет норвежского гражданства. Мне предстояло целых три года дожидаться гражданства. Я был в отчаянии. Мое сердце разбилось. Кольцо — подарок монаха — стало в моих глазах зримым знаком Божьей любви. Я без него не мог. Оно убеждало меня в любви Божьей и стало для меня самой большой драгоценностью, лучшей частью моего существа. Однажды я заметил, что кольца на пальце нет, и едва не лишился чувств при мысли, что оно потерялось. Когда я отыскал его, душа словно вернулась в тело. Кольцо давало силы, наполняло миром и надеждой, уверяло в Божьей любви. Я так им дорожил, что скорее расстался бы с пальцем, чем с кольцом, которое стало для меня осязаемым символом Божьей любви, связующим звеном между мной и Возлюбленным.

На кольце было выгравировано имя святой Екатерины. В библиотеке я прочел про Синайский монастырь св. Екатерины, узнал, что он стоит у подножия горы Синай, на которой Моисей получил десять заповедей. Кроме того, я прочел все что возможно о самой св. Екатерине. Я знал, что подаренное мне кольцо — из этого монастыря. Меня тянуло поехать туда и снова увидеть монаха.

Шло время. Я старался, как и большинство людей, приспособиться к обыденной жизни. Годы исканий, казавшихся бесплодными, утомили меня. Я прекрасно учился в университете, хорошо вписался в норвежское общество. В 1997 году я с головой окунулся в учебу — настолько, что почти перестал думать о Боге и духовных исканиях. Постепенно я искал Его все меньше и меньше. Бог, столько лет остававшийся моим единственным и главным стремлением, отступил на второй или даже на третий план. Я преуспевал, будущее сулило еще больший успех. Мне льстило то признание, которое я получил в Норвегии.

Мои чувства к Богу остыли. Я время от времени почитывал Евангелие. По–прежнему считая, что протестантизм имеет мало общего с Богом, я постепенно убедил себя, что Церковь Божия включает все христианские церкви, вне зависимости от деноминации, смирившись с тем, что все мы — православные, католики, протестанты — равноценные и единомысленные последователи Христа. Я заглушал голос совести, явственно велевшей мне идти в Православную Церковь, и пытался обмануть самого себя. Я ходил на воскресные службы в Норвежскую церковь, считая ее частью Вселенской Церкви. Так все было «просто», потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими(Мф. 7:13).

Я пытался служить двум господам, жить в двух мирах, угождать и Богу и мамоне(Мф. 6:24). Еще больше мир затянул меня после того, как я получил престижную работу и сделался «обычным» «нормальным» человеком: говорил о пустяках, не думал о существенном, получал удовольствие от вкусной еды, хорошего вина и комфортабельной жизни, вел научные дискуссии в средствах массовой информации или на встречах с такими же высоколобыми интеллектуалами.

Однако Господь не оставил меня, даже когда я отвернулся от Него. Глубокое духовное стремление не уходило. Чем сильнее я пытался закрыть на это глаза, тем больше чувствовал себя оставленным и преданным злу. Покой оставил меня, и душа снова пришла в смятение. Злая энергия, мучившая меня несколько лет назад, вернулась и проявилась вновь, еще сильнее (см. Мф. 12:43–46). Моя греховность стала для меня осязаемой и очевидной, как никогда прежде. Я понял, что греховен и умру. Именно конкретная, личная направленность этого знания приводила меня в трепет. Ясогрешил, яумру. Грех, который я совершил и от которого умру, ощутимо проявлялся во мне. Я был напуган до смерти. Временами я ощущал себя абсолютно беспомощным перед этой злой силой, не мог ей противостоять и действовал согласно ее воле. … Я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек!..(Рим. 7:14–24).

Отступив от меня, Святой Дух показал, как я мерзок и бессилен перед лукавым. Он предал меня в руки врага, чтобы пробудить от гибельного неведения. Господь исправил меня, предоставив дьяволу большую власть надо мной. Я понял, как мелок и бессилен перед врагом, если Господь не защитит меня, и что без Господа не могу творить ничесоже(Ин. 15:5).

Иногда я бродил по Осло для того только чтобы сбежать от себя, перенести внимание с внутреннего на внешнее. Я чувствовал томительное беспокойство и легче ощущал себя в толпе. Однако со временем и это перестало помогать. Помню, как–то летним субботним вечером я шел по центру Осло, как всегда, в смятении и расстройстве, и оказался возле протестантского собора. Я зашел внутрь. В соборе были люди — кажется, они тихо разговаривали между собой; органист играл церковную музыку. Я встал перед скульптурным изображением Тайной Вечери в алтаре и так громко закричал, обращаясь к Христу, что все смолкло. Люди застыли, перестали разговаривать, музыка оборвалась. Все в изумлении смотрели на меня. В полном отчаянии я видел только Бога и гневался на Него. Мне было все равно, что подумают другие. Все мое внимание было направлено на Бога, но Он молчал и не говорил со мной.