Протоиерей Александр Мень - Русская религиозная философия

Он был человеком необыкновенной серьезности и в то же время любившим шутку, писавшим пародии, каламбуры, сатирические стихотворения. После него осталось двенадцать объемистых томов произведений плюс четыре тома переписки. И до сих пор все еще обнаруживаются какие–то вещи, которые не вошли в собрание сочинений. А умер этот человек всего 47 лет (старше Пушкина на 10 лет). И начал он свою деятельность совсем молодым, бросив вызов целой культурной и философской традиции.

Родился Владимир Сергеевич в семье знаменитого историка. Надеюсь, вам всем известно имя Сергея Соловьева, он похоронен на Новодевичьем кладбище, и на могиле его написаны слова апостола о том, что он совершил свой подвиг, свой путь, и веру сохранил, и теперь ему готовится венец. Сергей Соловьев был человеком, всецело погруженным в свою работу. Собственно говоря, ничего больше у него в жизни не осталось, кроме грандиозной работы: лекции в университете и писание той обширной многогранной книги, которая получила название «История России» (она у нас переиздавалась недавно). Семья Соловьевых была очень талантливая, с интересными корнями. По матери он происходил частично от польских предков, частично от украинских и состоял в родстве с известным украинским странником, мудрецом Григорием Саввичем Сковородой (XVIII век). А отец его был попович, то есть происходил из духовного звания. Дед Владимира Соловьева, Михаил, священник, служил, был приходским священником, и память о нем прочно хранил будущий философ.

Вл. Соловьев пережил кризис атеизма, кризис богоборчества. Будучи мальчишкой, он выбросил в окно свои иконы. (Надо понять, какое это было время!)

Он родился в 1853 году. Его сознательная юность пришлась на эпоху шестидесятников, на эпоху Чернышевского, Добролюбова, увлечения Писаревым. И известен случай, когда за обеденным столом юный Владимир Соловьев заявил своему отцу, что он читал книгу Фейербаха «Сущность христианства», «как он там разделывает христианство!» Но отец не стал вступать с сыном в полемику, просто сказал: «Тебе надо надрать уши». Почему он так сделал? Скорее всего, он решил, что мальчик сам до всего дойдет. И угадал. Угадал, потому что вскоре этот худой, длинный юнец, с волосами, падающими на плечи (он отпускал длинные темные волосы в знак вольнодумства, революционности), обратился к изучению философии. Острейший ум проявляется у него очень рано! И свою блестящую диссертацию он написал, когда ему было немногим больше двадцати лет.

Вл. Соловьев изучает философию Спинозы, Шопенгауэра, крупнейших мыслителей Европы. И у него очень быстро создается собственная концепция развития философской мысли. Прежде всего, он отбрасывает материализм… Но я сказал «отбрасывает» — и выразился неточно. Дело в том, что Владимир Соловьев с юных до последних лет своей жизни следовал принципу, который когда–то был высказан философом и математиком Лейбницем. Лейбниц говорил: человек всегда не прав, когда он отрицает, особенно философ; и каждая доктрина, каждое учение наиболее слабо именно в том, что оно отрицает. Это был главный принцип жизни и мышления Соловьева.

На что бы он ни обращал свое умственное внимание: на социализм или учение о революции, на развитие старообрядчества или судьбу России, — он всегда брал оттуда нечто ценное, он понимал, что ничего нет на свете бесплодного и бесполезного, его мышление проходило под знаком того, что он сам называл «всеединством». Слово это многозначное, но в данном случае оно может означать для нас великолепное умение Соловьева созидать, синтезировать. Да, он много полемизировал, много выступал со статьями, даже целыми книгами против своих идейных противников. Но ни один из противников, которого он сразил, не оставался для него мертвецом, — он всегда заимствовал у него то, что считал ценным. Таким образом, очень быстро создавался синтез мысли. Это была открытая мысль, и это поразило университетских профессоров.

В то время, в 70–е годы XIX века, господствовал позитивизм, то есть учение, близкое материализму, хотя и не целиком тождественное с ним. Это учение о том, что последние истины, последняя тайна (тайна Бога, бессмертия, духа) для человека непознаваемы, что человек познает только природу, и природа — это единственная реальность, доступная нам, а развитие мысли и философии заключается в конечном счете в развитии естествознания. Все, что было до того, позитивизм считал отжившим. И вот, окончив университет, юный Соловьев бросает вызов профессорам. Сначала он занимался в университете с естественным уклоном, его интересовало естествознание, но как мыслителя (уже тогда в нем зрел мыслитель) его притягивали главные тайны мира, а естествознание было только одним из кирпичиков огромного здания, которое он создавал.

Он появляется на кафедре. Темно–голубые, глаза, гутые черные брови, вытянутое худое лицо, падающие, как я уже говорил, на плечи волосы, несколько иконописное лицо, длинный, немного нескладный юноша, производивший загадочное, странное впечатление! В те годы, когда он учился, он приезжал в нам, в Сергиев Посад, и там слушал некоторые лекции по богословию, философии (как свободно посещающий). И даже там, где люди с длинными волосами были отнюдь не редкостью, он производил какое–то таинственное впечатление. Несколько раз он бывал в этом городе, жил в Лавре, и ему там нравилось… Богословы и монахи его любили, а студенты уже позже, когда он был знаменитостью, полублагоговейно, полуиронически раздавали в бутылочках воду, в которой он мыл руки, и говорили: это «вода Владимира Соловьева».

Что же заявил Соловьев в своей диссертации? Она имела подзаголовок «Против позитивистов» («Кризис западной философии» — название этой книги). И такова была сила его мысли (но, надо сказать, и такова была объективность философов, преподавателей университета в начале 1870–х), что, несмотря на критику их позиций и несмотря на то, что они оппонировали ему, звание ему было присуждено, а большинство его идейных и философских противников восхищались его мыслью, его методикой, его ясным, кристальным языком.

В двух словах, о чем эта книга. Он объяснил, почему западная философия пришла к кризису к концу XIX века. Потому, что она взяла в качестве инструмента познания только рассудок, все более и более придавая познанию односторонний характер. Сначала Соловьев показывает, как в Средние века разум освобождается от теологии, освобождается от Церкви. Потом он становится автономным, а затем он занимает все большее и большее место, и в конце концов переходит пределы, которые ему доступны. И начинается распадение. В той юношеской книге, в которой уже предчувствуется новый духовный синтез, он показывает, как в философии Шопенгауэра и других философов, которые потянулись к священным книгам Востока, сухой рационализм начинает себя изживать. Он все это предсказал. В этой книге — уже предчувствие того синтеза, который Соловьев наметил. Он называл это «отвлеченными началами».