Оливье Клеман - Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором

В своих посланиях 1966 и 1967 годов патриарх в суровом и пророческом тоне постоянно говорит о требованиях истории, о нищете стран третьего мира, о духовной пустоте общества потребления, о проблеме предела и конечности развития науки. Он видит, что мир — под угрозой гибели, пусть даже и чисто духовной. «Вот почему, — неустанно повторяет он, — обе наши древние Церкви, Римско–Католическая Церковь Эллада и Православная Церковь Востока несут на сенс огромную ответственность и должны смело двигаться к единству» (послание 7 декабря 1966 года).

В то же время патриарх поддерживает выступление Павла VI в ООН и официально одобряет энциклику Populorum progressio , являющую собой столь высокое понимание знамений и нужд нашего времени.

Все больше он призывает к проявлению личной доброй воли со стороны тех, кто несет самую высокую ответственность в Церкви. Он зовет их «выйти в мир» на г лужение человеку и на служение делу единства. В 1967 году Пасху праздновали в один и тот же день на Востоке и на Западе. Для патриарха это было добрым знамением, так как он сам желал, чтобы все христиане каждый год вместе праздновали день Воскресения (он сделал конкретное предложение в 1969 г.). «Мы, главы различных Церквей, — пишет он в пасхальном послании 1967 года, — сойдем с наших престолов, задумавшись всерьез над нашим долгом и нашей ответственностью, и в братском пастырском сотрудничестве откроем третий период в истории Церкви, период любви и примирения, единства и сосуществования и равенстве, пока Господь не объединит нас вновь — как это было до 1054 года, несмотря на существующие различия, — у святой чаши Пречистого Тела и Честной Крови Христовой».

Но что делать дальше? Мечта восьмидесятилетнего Афинагора стать самому паломником единства по степенно становится реальной. Он хотел лично посетить православные Церкви, в которых еще не был: в России и соседних странах, затем в Сербии, Румынии и Болгарии; мобилизовать эти Церкви ради единства православных и диалога с Римом. Затем с их согласия отправиться в Рим, в Женеву (где находится Всемирный Совет Церквей) и в Лондон, центр англиканской общины. Таким образом, в обозримые сроки подготовить всеправославный Собор и богословский диалог по существу между Православием и Католичеством и содействовать вступлению Католической Церкви во Всемирный Совет Церквей, который сделался бы инструментом всехристианского и всечеловеческого служения. В более отдаленном будущем подготовить со единение Православной и Католической Церквей, что бы избавить христианский мир от самой глубокой раны и позволить начать на Западе процесс реинтеграции, который помог бы закрыть «исторические скобки» Реформы и Контрреформации.

Для того, чтобы начать этот процесс, нехватало символического события, некоего знака, некоего «таинства» (как говорил патриарх в своем Рождественском послании от 1965 года по поводу встречи в Иерусалиме). Начиная с марта, патриарх стремится к новой встрече с Павлом VI. Но поездка в Рим была бы воспринята многими православными как жест подчинения, ибо образ папской власти, захватившей мирскую власть в свои руки, остается слишком укорененным и народной психологии христианского Востока. Если бы можно было надеяться на ответный жест, но как вообразить, что папа когда–нибудь посетит в Стамбул?

И тогда Павел VI вновь берет инициативу на себя. Совеем неожиданно он объявляет, что 25 июля 1967 года, он посетит Стамбул.

* * *

Он

Да, Бог творит чудеса. Папа решился сделать то, на что я не мог и надеяться. Решение его было столь живым, спонтанным, продиктованным поистине братским смирением. Мне нужно было трижды прочитать и перечитать письмо Павла VI, чтобы убедиться, что его не сон!

Такая инициатива говорит о духовном величии папы, это акт несравненного христианского мужества. И он принес куда больше плодов, чем многотомные богословские дискуссии! Исключительная доброта и простота, с которой наш старший брат из Рима припыл к нам, изумила нас до глубины сердец: с той поры мы живем под впечатлением духовного обаяния, которое произвел на нас этот исполненный веры чело–иск. Всякий раз, когда я вхожу в церковь святого Георгия, память моя возвращается к нашей общей братской молитве перед священным престолом.

* * *

Стамбульская встреча между папой и патриархом, паломничество папы к местам первых Вселенских Соборов и Церквам Апокалипсиса, подобно встрече в Иерусалиме и паломничеству в Святую Землю, были* полны символизма и динамизма святости, который' водительствует людьми и возвышается над ними.

От Иерусалима к Стамбулу история Церкви повто ряет себя. В Стамбуле папа, видимо, живее почувствовал, что именно здесь, по обе стороны Босфора, строго и в то же время трепетно были сформулированы тайны Воплощения и св. Троицы. В самом Константинополе на Втором Вселенском Соборе «встретились Отцы наши по вере, дабы единым сердцем исповедать Троицу святую, единосущную и нераздельную». Уже Первый Вселенский Собор утвердил в Никее, «городе победы» — на восточном берегу пролива — Отца и Сына единосущными и одновременно отличными друг от друга, выразив этим парадокс личности и любви. Позднее в Халкидоне, азиатском пригороде Константинополя, Четвертый Вселенский Собор благодаря чудесному единодушию Запада и Востока провозгласил союз божественной и человеческой природы Христа «нераздельными и неслиянными» в единственной личности Воплощенного Слова. Немного дальше к югу, на эгейском побережье теперешней Турции, находится Эфес, куда папа приехал 26 июля. Здесь, Третий Вселенский Собор, подчеркивая, что сам Бог родился во плоти, закрепил за Марией имя «Богородицы» Theotokos — причем население города, собравшееся вокруг Отцов, утвердило это решение мощным возгласом ликования.

На общей аудиенции 2 августа в Кастель Гандольфо папа подвел итог этих первых Соборов: «Они выявили и возвестили основные догматы нашей веры в Пресвятую Троицу, в Иисуса Христа, в Пресвятую Деву. Они вывели христианство на путь мышления по примеру Апостолов, они привели человеческую мысль к осмыслению той богословской реальности истины, которая была открыта в Евангелии; они обогатили язык веры незыблемыми и четкими формулировками»… «В этой области, — добавил папа, — Восток является учителем», ибо «он учит нас, что верующий призван к осмыслению истины, данной в Откровении». «Мы хотели засвидетельствовать нашей поездкой, что вера, сформулированная на Соборах этой благословенной земли, представляет собой широкую и прочную почву для начала изысканий, ведущих к полному восстановлению христианского общения между Католической Церковью и Церковью Православной».

* * *

Согласно западной традиции, восходящей еще к неразделенной Церкви, папа говорил лишь о первых четырех Соборах — Первом Никейском, Первом Константинопольском, Эфесском и Халкидонском. Православие же скорее настаивает на семи Вселенских Соборах, из коих три последних — Второй и Третий Константинопольский и Второй Никейский — также полностью принимаются Западом. Конечно Пятый Вселенский (Второй Константинопольский) Собор вызывал некоторое время противление на Западе и Пыл причиной насильственного задержания папы Вигилия в Константинополе, где император держал его просто под арестом. Но последующий — Третий — Константинопольский Собор явился великолепным плодом VII века, века, известного столь плодотворными связями христианского Запада и христианского Востока, запечатленного мученичеством папы Мартина I и великого византийского богослова Максима Исповедника. Это был образцовый Собор, проходивший под председательством римских легатов, позволивший всем направлениям выразить себя в ходе долгих дискуссий и споров… Что касается Седьмого Вселенского (Второго Никейского) Собора, посвященного иконопочитанию, то он обладает огромной значимостью, ибо он веками вдохновлял и по сей день вдохновляет священное искусство. Принятие его не составило проблемы для Рима, хотя весьма скверный латинский перевод итоговых документов и связанные с этим искажения вызвали споры среди богословов Карла Великого.