Грэм Грин - Путешествия без карты

Когда в 1957 году я снова приехал в Гавану, то попытался разыскать его в тех местах, где обычно собирались шоферы. Я оставлял ему записки безуспешно. Я отверг много добровольцев (ночные бомбы Кастро распугали туристов, и в стране началась безработица). Шофер, которого я помнил, мог быть мошенником, но он хорошо знал все гаванские притоны, а я не хотел, чтобы в долгом путешествии моим проводником был исполнительный, но унылый человек. В тот вечер, когда я решил, что дольше ждать бессмысленно, я отправился в «Шанхай». Выйдя после представления на тускло освещенную улицу, я увидел множество такси, выстроившихся вдоль тротуара. Ко мне подошел шофер: «Я должен извиниться перед вами, сеньор. Вы были правы. Это была борная кислота. Три года назад меня тоже обманули. Проклятый киоскер! Мошенник, сеньор. Я верил ему. Вот ваши пять шиллингов…» Во время нашей дальнейшей поездки он заработал больше, чем потерял. В каждой гостинице, в каждом ресторане, в каждом кафе ему платили комиссионные. Я был потом на Кубе дважды, но его не видел. Возможно, он скопил достаточно денег, чтобы не работать.

На Кубе было одно место, куда мы не могли проехать — Сантьяго, второй по величине город на острове. Он превратился в штаб борьбы с Фиделем Кастро, периодически совершавшего набеги с гор, где он скрывался со своей горсткой людей. Я застал начало героического этапа. В провинции Орьенте почти все мужчины, женщины и дети (я не случайно говорю «дети») были на стороне Фиделя. На всех улицах столицы Орьенте стояли военные патрули, и любой иностранец, приезжавший на частной машине, вызывал подозрение. В девять часов вечера начинался неофициальный комендантский час, и его опасно было игнорировать. Арестовывали кого ни попадя, и часто жители Сантьяго, вышедшие с рассветом на улицу, обнаруживали висящий на фонарном столбе труп. И это еще были жертвы, которым повезло. Один дом пользовался дурной репутацией из‑за доносившихся оттуда криков, и когда Фидель взял Сантьяго, неподалеку от города нашли тайник с изуродованными телами.

Однажды Сантьяго посетил посол Соединенных Штатов, вынужденный поддерживать Батисту. Его принял мэр, и — женщины Сантьяго устроили стихийный митинг — с той невероятной скоростью, к которой вынуждает режим террора. Классовые барьеры были сломаны. Это все еще был период общенациональных волнений. Женщины из обеспеченных семей и крестьянки вместе направились к ратуше, на балкон которой вышел американский посол. Они пели патриотические кубинские песни. Военные приказали женщинам разойтись. Те отказались. По команде офицера женщин принялись поливать водой из брандспойтов, и тут американский посол, к его чести, вмешался в происходящее. Он заявил, что не желает стоять и смотреть, как издеваются над женщинами. За это посол получил потом выговор от Джона Фостера Даллеса: он нарушил нейтралитет. Во времена террора Батисты залива Кочинос быть не могло. С точки зрения правительства Соединенных Штатов, террор был террором только в том случае, когда его осуществляли левые. Позднее на дипломатическом коктейле я упомянул об инциденте с американским послом в разговоре с послом испанским.

Он поступил в высшей степени недипломатично, — сказал мой собеседник.

— А что бы на его месте сделали вы?

— Я бы отвернулся.

До Сантьяго можно было добраться только самолетом. Накануне отлета я допоздна просидел у своих кубинских друзей. Они и их гости принадлежали к средним слоям общества, и все поддерживали Фиделя, хотя по крайней мере один из них уехал потом с Кубы. Одну девушку арестовал и избил капитан Вентура, пресловутый начальник батистовской полиции. Другая сообщила мне, что она курьер Фиделя. Мы летели с ней в Сантьяго одним рейсом, и по ее просьбе я положил в свой чемодан множество свитеров и толстых носков, которых так не хватало людям Фиделя в горах. В Сантьяго стояла тропическая жара, и в аэропорту, где нужно было пройти таможенный досмотр, иностранцу проще было объяснить наличие у него зимних вещей. Она очень хотела, чтобы я встретился в Сантьяго с доверенными Фиделя — настоящими, подчеркивала она, потому что город кишел шпионами Батисты, и особенно много их было в гостинице, где я собирался остановиться.

Так началась комедия ошибок, нелепая, как все то, что я описал позднее в «Нашем человеке». На следующее утро ко мне пожаловал корреспондент «Таймс». Газета поручила ему сопровождать меня в Сантьяго и оказывать помощь, если понадобится. Мне не нужна была помощь, но газета определенно рассчитывала сделать из моей поездки материал. Нужно было разыскать девушку и предупредить ее, что я буду не один. К несчастью, я не знал ни ее имени, ни адреса, а мой друг, у которого я был накануне вечером, знал не больше моего. Тем не менее он отвез меня в аэропорт и. пока я сидел в баре, стоял у входа, высматривая девушку. Присоединившись через некоторое время ко мне, он передал инструкции: к девушке не подходить и утром ждать в гостинице ее звонка.

Гостиница стояла на углу маленькой центральной площади Сантьяго. Напротив нее возвышался собор, к стене которого лепились магазины. Два такси и один запряженный лошадью экипаж выглядели так, будто их владельцы давно оставили надежду заполучить себе пассажиров. Никто больше не приезжал в Сантьяго, исключая разве что шпионов, о которых меня предупреждали. Вечер был жарким и влажным. Близился неофициальный комендантский час, и гостиничный клерк не считал нужным притворяться, будто рад новым приезжим. Такси вскоре уехали с пассажирами, площадь опустела, мимо прошагал взвод солдат. В холле раскачивался взад–вперед на стуле человек в грязном белом тренировочном костюме, похожий на рисунок, проступивший на москитово–вечернем фоне. Я вспомнил Вилья–Эрмосу времен религиозных преследований в Табаско. Город пропах полицейским участком. Я вновь очутился в стране, которую критики называют Гринландией.

На другой день, когда я завтракал, раздался стук в дверь — это был корреспондент «Таймс», а с ним человек в прекрасно сшитом габардиновом костюме и с улыбкой бизнесмена. Он отрекомендовался мне представителем Кастро в Сантьяго — невозможно было поверить, что он имеет какое‑то отношение к партизанам, скрывавшимся в горах. Я занервничал, потому что в любой момент мог зазвонить телефон, и попытался уговорить его зайти попозже, когда я оденусь. Он продолжал беседовать со мной. Телефон зазвонил.

К тому времени я настолько уверовал в «шпионов», что попросил мистера X. и корреспондента «Таймс» подождать в коридоре, пока я буду говорить. Они неохотно вышли. Звонила девушка, которая просила меня прийти в дом на улице Святого Франциска. В номер вернулся мистер X., уверенный в том, что я связался с агентом Батисты. Никто из его людей не мог поступить так безрассудно… Он потребовал, чтобы я сказал ему, кто и зачем мне звонил.