Василий (Кривошеин) - Архиепископ Василий (Кривошеин) Преподобный Симеон Новый Богослов

Пиша эти строки, пр. Симеон, вероятно, должен был иметь в виду епископов, как синкелл Стефан. Более важно, однако, утверждение, что нужно увидеть Бога, чтобы Его проповедовать. И пр. Симеон обращается к получателю послания, несомненно, епископу, поскольку он называет его «одним из саморукоположенных учителей и присвоивших себе апостольское достоинство без благодати свыше» [140], с просьбою молиться о нем, обвиненном в ереси, потому что он почитает своего духовного отца. «Молись о мне грешном, — пишет он, — ненавидимом за Христа, гонимом за желание мое благочестиво жить во Христе, осуждаемом всеми, потому что один я нахожусь чтущим своего духовного отца и учителя, провозглашаемого ими еретиком, потому что я учу всех взыскивать благодать свыше и сознательное наитие Святого Духа и что без него ни прощение грехов, ни отчуждение от страстей и похотей, ни честь сыноположения, ни освящение совсем не бывают никому никоим образом из смертных» [141]. Трудно выразить более ясно существенные черты духовного учения пр. Симеона и сказать вместе с тем, что составляло главную тему спора. Само собой разумеется, противная партия также имела свои позиции, которые считала традиционными и реалистическими и которые состояли главным образом в утверждении, что наша эпоха совершенно отлична от апостольской, что невозможно сейчас подражать апостольской святости и что тот, кто этому учит, гордец или сумасшедший.

В Послании пр. Симеон довольно объективно воспроизводит аргументы своих противников и затем их опровергает. «Он говорит, — пишет он, — что «одно — дела апостолов, а другое — наши. Иначе возлюбил и помиловал их (апостолов) Бог, удостоив их Духа Святого и великих дарований, а иначе расположен к нам. Ибо едва только, — говорит он, — нам кающимся и злостраждущим, и плачущим (Бог) прощение дает во грехах и спасает, потому что стать, как те или как наши святые отцы, нам теперь невозможно». И сверх этого он говорит, что это не только невозможно, но и смеющих говорить, что это возможно, называет гордыми и хульниками, на которых не должно обращать внимания и совсем не слушать их, но повелевает избегать их» [142]. Для пр. Симеона подобные представления о христианской жизни являлись грубым извращением Евангелия, и он считал себя призванным бороться против тех, кто проповедует такие взгляды, с целью восстановить истинно евангельскую жизнь, утраченную в течение веков. «И так как я это говорю, — заключает пр. Симеон Послание, — провозглашаю, что таковым стал во Святом Духе мой отец, я осуждаюсь как гордец и хульник всеми, потому что диавол воздвигает против нас своих (слуг) и воюет, чтобы остановить нас повторять (учение) Евангелия и апостолов Христовых словами и исполнять делами, и стремиться обновить как бы обветшавший и почерневший образ евангельской жизни» [143]. Таким образом, не только идеал евангельской жизни, но и борьба за ее восстановление является, по пр. Симеону, источником конфликта.

Устроившись окончательно на месте своего изгнания, на этот раз добровольного, пр. Симеон заканчивает реконструкцию обители св. Марины, собирает там свое «весьма малое стадо», покупает при помощи друзей подворие монастыря Евгения и продолжает торжественно праздновать память своего духовного отца. «Почти все духовенство Великой Церкви Христовой (Св. Софии Константинопольской) … и многие из монашествующих и мирян» [144]приходили, чтобы принять участие в этих празднествах. В этот период жизни пр. Симеон написал большую часть своих Гимнов, которые начал составлять, еще будучи молодым монахом в монастыре св. Маманта [145]. «Его язык становится огненным языком и он богословствует «Любовные излияния (έρωτας) Божественных Гимнов», и против воли обнародует насильственным дуновением Духа то, что видел в божественном откровении, и то, что созерцал, будучи в сверхъестественных видениях… Он излагает, кроме того, и свои апологетические и полемические Слова, столь сильные, и сильно, в силе мудрости, противопоставляет их своим противникам» [146].

Его известность как харизматика, как человека, наделенного даром пророчества и чудотворения, распространялась все более и более и привлекала к нему многих. Никита много пишет об этом в Житии пр. Симеона [147]. В его внешности не было ничего сурового. «Христоподражательно благодоступный всем, мужчинам, женщинам, детям, старикам, молодым, чужим, знакомым, всякому человеку, он входил, по обыкновению … опираясь на свой посох, спокойною и тихою походкою» [148]. Несмотря на преклонный возраст, он отправился посетить свою родину и отчий дом [149]. Сохранилось описание его последней болезни — рассказ его ученика Никифора Никите, который воспроизводит его в Житии. «Когда исполнилось для святого время настоящей жизни и число дней его и их предел стал известен ему, он охватывается последнею болезнью и постель принимает его болящего. Болезнь эта была истечение желудка, истощевающее его сущность и разделяющее на каждое связи соединенных стихий. Лежал таким образом блаженный немало дней, одержимый болезнью, и терял силы, истаивал плотию и ослабевал связями. Его плоть была настолько иссушена болезнью, что он не мог сделать движение сам собою, если мы ему прежде не подавали руку помощи и при помощи некоего приспособления перевертывали сюда и туда. Итак, он находился в таком состоянии, и мы его носили, когда природа принуждала к естественной потребности» [150]. Тот же Никифор рассказывает Никите, как проснувшись однажды ночью, он увидел святого, «которого мы едва при помощи некой машины, сюда и туда передвигая, перевертывали на постели, обессиленного болезнью … висящим в воздухе кельи, на четыре локтя от земли или даже более, и молящимся своему Богу в неизреченном свете» [151].

После тринадцати лет жизни в изгнании [152],12 марта 1022 года [153], пр. Симеон скончался, предсказав, как рассказывает Никита, день своей кончины и перенесение его останков тридцать лет спустя. «Что вы меня оплакиваете, — сказал пр. Симеон окружающим его, — в пятый индиктион вы меня, умершего, покроете гробом и в пятый же индиктион вы меня снова увидите, выходящего из гроба и пребывающего с вами, меня любящими» [154]. «И когда наступил определенный (заранее) день 12 марта, приснопамятный, причастившись пречистых Христовых тайн, как у него был обычай, ежедневно, и аминь сказав, повелел своим ученикам петь надгробные песнопения. Так они пели с возженными светильниками и слезящимися глазами… Посредине песнопения, скрестив руки и всего себя почтительно собрав и «В руки Твои, Христе Царю, предаю мой дух» тихо и спокойно сказав, прославленный и многострадальный подвижник Христов, радуясь, изошел из терпеливого и многострадального своего тела… и отошел ко Господу… Прилагается таким образом к праведникам праведник, преподобный к преподобным, к богословам богослов, священномученик и исповедник и великий учитель Церкви Христовой к исповедникам и учителям и священномученикам в подвигах исповедания и исцеления» [155]. Так рассказывает Никита, который вполне мог присутствовать при смерти пр. Симеона, ему было тогда немного меньше двадцати лет и он часто его посещал [156].